Ещё раньше до меня, ребёнка, доходили разговоры взрослых об арестах на заводе.
Арестовали, одного за другим, нескольких директоров завода, Фамилии их не помню. Говорили, что когда чекисты пришли арестовывать главного инженера завода Задирихина и постучали к нему в дверь, он повесился…
Мои родители и их друзья, видимо, считали, что аресты касаются только больших начальников – врагов народа. Но постепенно пошли разговоры, что «взяли» то одного, то другого уже из среднего звена руководителей, что «берут» уже и меньших «сошек».
В нашем, 16-ти квартирном доме, к которому по вечерам то и дело подъезжали крытые машины, постепенно перестали светиться окна. Только наша и ещё одна квартира - Видуковых, оставались нетронутыми. На заводской фабрике-кухне, где отец тогда работал начальником отдела снабжения, арестовали директора – латышского коммуниста Андрея Ивановича Пернача и друзей родителей - дядю Федю Файтлина и дядю Гришу Фрейдина. Ещё кого-то. Понятно, что и у нас в семье тоже наступило напряженное ожидание. Родители, а вместе с ними и я, подолгу не ложились вечером спать, прислушивались, к кому по лестнице идут. В углу стояла приготовленная котомка с самыми необходимыми вещами на случай ареста отца. Но никто не приходил. И вот, в один из вечеров, когда, решив, что ареста уже не будет, и все уснули, к нам постучали. Открыли дверь. На пороге стоял капитан Ядченко, дядя Яша, член весёлой компании моих родителей. Он, как обычно, весело сказал:
- Я за тобой, Лёвочка!
Отец ответил:
- А я давно уже тебя жду, Яша…
Я проснулся. Начался обыск, шум, вещи разбросаны.
С той ночи, от испуга и волнения я стал сильно заикаться. И продолжалось это лет до 16-ти. А лёгкое заикание - память от того потрясения - сохранилось на всю жизнь.
Мы с мамой и маленьким, только что родившимся братом Сашей остались одни, совершенно без средств к существованию. Мама до этого никогда не работала. Чтобы на что-то жить, устроилась кассиршей в столовую на завод «Серп и молот» на мизерную зарплату. Мы буквально голодали, а помощи ни от кого не было.
