84. Оптинскому старцу Макарию
12 августа 1852 года
От всего сердца уважаемый батюшка! Вчера ввечеру получили мы письмо Ваше и рукопись перевода Исаака Сирина (с болховским купцом В. Н. Куркиным), а сегодня еще письмо по почте от 8 августа. Но сегодня с самого утра я должен был ездить по делу нашего процесса[1] и потому не мог просмотреть замечаний Ваших на перевод Троицкой академии и только половину Вашего перевода 1-й главы Исаака Сирина успел прочесть и сличить с переводом лаврским и паисиевским. До сих пор мне кажется, во всех тех местах, где Вы отступаете от перевода лаврского, Вы совершенно правы и смысл у Вас вернее. Но несмотря на это, мне кажется, что перевод Паисия все еще остается превосходнее, и хотя смысл в нем иногда не совсем ясен с первого взгляда, но эта неясность поощряет к внимательнейшему изысканию, а в других местах в словенском переводе смысл полнее не только от выражения, но и от самого оттенка слова. Например, у Вас сказано: «Сердце вместо Божественного услаждения увлечется в служение чувствам ». В словенском переводе: «Рассыпается бо сердце от сладости Божия в служение чувств ».
Слово «рассыпается от сладости», может, и неправильно по законам наружной логики, но влагает в ум понятия истинные, и между прочим оно дает разуметь, что сладость Божественная доступна только цельности сердечной, а при сохранении этой цельности сердце служит внешним чувствам.
Также выражение: «Иже истиною сердца своего уцеломудряет видение ума своего » дает не только понятие о исправлении сердечном, но еще и о том, что пожелание нечистое есть ложь сердца , которою человек сам себя обманывает , думая желать того, чего в самом деле не желает.
Впрочем, может быть, я вижу в этих выражениях и излишнее: главное было в прямом смысле, а оттенки — вещь посторонняя.
Прочтя все слова и все замечания, я сообщу Вам мое мнение, потому что Вы приказываете мне это сделать. Митрополиту думаем мы отвезти Ваши рукописи завтра, если Богу будет угодно.
О вопросе Вашем: можно ли писать по-русски от того же к тому же — Наталья Петровна уже сообщила мнение митрополита. Я же думал, что написал Вам в последнем письме, что никак не вижу, почему бы нельзя было сказать этого. По моему мнению, это столько возможно по-русски, сколько и по-словенски. Сомнение Ваше о том, не повредит ли некоторым то мнение, которое Исаак Сирин имел о положении земли, если это мнение оставить без примечания, — я представлю на рассуждение митрополита, так же, как и то, что Вы изволите писать о переводе слова разум . Я со своей стороны в этом последнем случае совершенно согласен с Вами.
Что же касается до того, что Вы изволите писать мне, чтобы я вник и уразумел и сказал Вам свое мнение (!) о той не совсем понятной материи, которая заключается между 16 и 20 строками 28-го листа на обороте, то это признание Ваше не потому удивило меня, что требовало от меня объяснения для Вас ! Но потому показалось мне поразительным, что в самом деле Бог устроил так, что я могу Вам сообщить на это ответ. Ибо тому 16 лет, когда я в первый раз читал Исаака Сирина, Богу угодно было, чтобы я именно об этом месте просил объяснения у покойного отца Филарета Новоспасского, который сказал мне, что это место толкуется так, что под словом «глава и основание всея твари » понимается Михаил Архангел. Видно, надобно было отцу Филарету передать это Вам, но как Вы не были тогда при нем, то Бог вложил мне в мысль спросить его именно об этом.
Спешу, чтобы письмо мое попало на почту хотя со штрафом.
Испрашиваю Ваших святых молитв и святого благословения и с глубочайшим почтением и преданностью остаюсь Ваш верный слуга и духовный сын И. Киреевский .
Свободное копирование
