Но первый класс школы номер 67 я успела закончить, прежде чем загремела с очередной болячкой в санаторий.
Одноэтажная школа находилась на территории Горного института. Прямо во дворе, в окружении высоких капитального строения зданий. Они чудом уцелели от бомбежки. Школу я любила. Там давали после второго урока чай с хлебом, намазанным маслом и посыпанным сверху сахаром. А еще мне нравилась учительница – совершенно нестрогая, всех нас обожавшая, а потому дарившая пятерки щедро. В классе почти все были отличниками. Только самые-самые слабые не получили после окончания года похвальной грамоты. И я, судя по этому документу, была прилежной девочкой и училась исключительно на пятерки. Это был последний в моей жизни документ, повышающий мой авторитет в собственных глазах. Никогда я больше не побывала в отличницах, увы!
Тетрадей не было, писали мы в промежутках между строчками книг, которые выдали нам в начале года. Что это были за книги, не помню. Какие-то учебники, возможно, устаревшие.
Никогда не перестану удивляться странным совпадениям. Начала я учебу в школе № 67, и на пенсию вышла ... из этой же школы, проработав там последние пять лет своего учительства... Между этими двумя сроками была долгая жизнь, связанная с этой школой весьма слабо... Ну, проходила там практику студенткой – и все!
И все-таки школу я помню плохо, потому что чаще я болела, чем туда ходила. Никто не знал, чем. Просто температурила без всяких признаков простуды.
Происходили и совсем странные вещи. Назвать их случайностями или совпадениями? Вот уж не знаю... Например, незабываем такой эпизод из моей истории болезни.
Уж не помню, как я подружилась с одноклассницей по имени Инесса, жившей на нашей улице, в самом низу. Папа ее погиб на фронте, мама работала медсестрой в военном госпитале. Инесса была первой моей настоящей подружкой. С нею связаны приятные воспоминания, как мы прогуливали уроки и вместо школы шли в балку у подножья парка имени Шевченко и там отсиживались до конца занятий.
Конечно, это не было системой, так что о прогулах никто и не узнал. Зато в памяти осталась эта балка, по склонам которой карабкались скрюченные от ветра акации, а внизу росла травка и бежал ручей. Мы приносили с собой крошечную печку для туристов, она складывалась как книжка. По центру клали две таблетки карбида, зажигали, сверху устанавливали такую же крошечную сковородку – на два яйца. Инесса вынимала драгоценные два яичка и прямо так, без масла, выливала их на сковородку. Мы по-братски делили обед, чувствуя себя путешественниками в чужой стране.
Инесса любила читать, а еще рисовать кукол – как и я.
Молча, сосредоточенно, мы часами могли создавать этих кукол-мальчиков и кукол-девочек с целым гардеробом. Давали им имена, и они оживали. Каждая кукла была личностью. Имя и фамилия обозначалась на обратной стороне – на спине у куклы. Но мы их и так помнили. Между куклами были сложные отношения. Фантазия наша работала вовсю, и нам явно не хватало дня для этих игр. А так как мама Инессы часто дежурила ночью, мы придумали и часть этой ночи захватывать для игр. Дома я говорила маме, что иду ночевать к Инессе по просьбе ее мамы, так как девочке страшно оставаться одной, а Инесса от своей мамы скрывала совместную ночевку. Оставшись наедине, мы раскладывали наше кукольное общество по всей кровати и заводили игру в школу.
Но однажды обман раскрылся – мама Инессы пришла раньше времени, чуть ли не в шесть утра, и мне пришлось срочно бежать через окошко. Убегая, я обронила туфлю, и по этому вещдоку была рассекречена. После хорошей выволочки Инесса была посажена под домашний арест, и наша дружба на время была отодвинута взрослыми на задворки.
Свободное копирование
