Гл.5 НОЧЛЕЖКА, ДЕТСКИЙ САД, БОЛЕЗНИ
Война закончилась, а хвори людские, временно притихшие во время войны, словно очнулись – пошли в наступление. Обострились хронические болячки, и народ попер в поликлиники и больницы. Мамина, областная больница, была переполнена, в коридорах нельзя протолкнуться. Казалось, что все окрестные и дальние села съехались сюда лечиться. Но так как дороги еще не были восстановлены, транспорт не ходил, то и добирались в город сутками, кто на чем, - чаще на собственных ногах.
И весь этот сельский люд, безмерно уставший, с котомками, узлами, сумками, дожидался своей очереди к врачу часами. А медсестры и врачи работали в три смены. Счастливчики, которым повезло в день приезда получить лечение или направление на рентген, ночевали потом на скамейках в сквере возле заброшенного Собора или просто на траве в больничном дворе. Когда похолодало, железнодорожный вокзал превратился в огромную ночлежку, где и так хватало собственных жильцов.
Рентгеновский кабинет работал с утра. Добираться с вокзала через весь город больному человеку было неимоверно трудно. Если мама видела какого-нибудь страдальца без места для ночевки, то приглашала к нам – переночевать. Тогда она возвращалась домой с одной или двумя сельскими бабами. Им стелили на полу в большой комнате, а утром рано гости покидали свой ночлег.
Никаких денег за это мама не брала. Это был чистейшей воды альтруизм: сами пережили, знаем! Но если кто-то догадывался сунуть ей пару яиц или бутылку с молоком, пирожок с яблоками ( сельский, большой), она принимала. Но как! Вначале жутко смущалась и даже отбивалась от гостинцев, прекрасно зная, что приехавшая из села тетка везла этот пирожок себе на обед. Потом уже стало проще: приезжая повторно, женщины привозили с собой гостинец и для нас, так сказать – адресный, запланированный.
Бывали и такие, кто ограничивался словесным «спасибо», или даже по дикости своей, молча уходил, словно в мамину обязанность это и входило– тащить на ночевку незнакомую грязную бабу, да еще со вшами или подозрительными болячками.
– И долго это будет продолжаться? – справедливо сердился папа.
– Она такая насчастная, прикорнула вечером прямо под дверью зубного кабинета, а ее санитарки выгоняют на улицу, – оправдывалась мама. – Ну что ты хочешь от безграмотной бабы, Сима?
–Чавкала вчера салом, а хоть бы кусочек оставила в благодарность, – не сдавался папа, свободный от альтруизма.
– Она думает, наверное, что мне поликлиника платит за этот ночлег, – размышляла мама вслух.
– Так скажи им правду! Из-за этой твоей бабы я не мог ночью в уборную выйти! Не наступать же на нее в темноте?!
Была только одна платная услуга: мама ставила клизму тем, кого направляли на рентген желудка. Но то были копейки, и мамина подруга, тетя Вера, сказала однажды при мне:
– Шурочка, ты не ангел, ты просто глупая. Извини.
Да-а, тетя Рая из моего детства, сказала бы прямо: дура ты, Шура!
– У нас хоть какая-то зарплата есть, а у них – трудодни. Жалкие! – находила мама аргумент для самозащиты.
– А у них – огород есть, садок, некоторые уже и курочек завели, раз яйцами угощают, или поросенка, а ты...
В этом споре между родителями мы участия не принимали, но мое сердце было на маминой стороне. Во-первых, я тоже всех жалела, во-вторых, каждое новое лицо вызывало во мне интерес именно своей новизной. Я не просто пялила глаза на этих сельских теток с их кошелками, странной манерой одеваться (например – кутаться даже летом во все теплое). Я слушала их разговоры с мамой о своих детках, о селе. Меня удивляла ласковость в их тоне, в напевной речи, точно они все-все были хорошими людьми.
Вот так у нас появилось много сельских друзей, с которыми мама вела переписку. И все они приглашали нас к себе погостить летом. Но только один раз я воспользовалась этим – много позже, в свои шестнадцать лет.
Свободное копирование
