Пристань была усеяна толпой, собравшейся встречать Горького. Это были русские эмигранты. Целые команды полицейских в серых касках, с белыми лакированными дубинками в руках с трудом сдерживали напиравшую толпу и охраняли огражденное протянутыми канатами место высадки пассажиров.
Появились таможенные чиновники, представители иммиграционных властей, и начались опросы прибывших пассажиров.
Горькому был задан вопрос, не является ли он анархистом и подчиняется ли закону и порядку.
"Нет, я не анархист, я социалист, -- ответил Горький.- Я верю в закон и порядок и именно по этой причине и нахожусь в оппозиции к русскому правительству, которое в данный момент представляет собой организованную анархию".
Чиновники были удовлетворены этим ответом. Никаких препятствий не было к тому, чтобы Горький мог вступить на американскую землю. Кстати, одна из нью-йоркских газет сообщила тогда, что власти в Вашингтоне долго раздумывали над тем, не распространить ли на Горького статью иммиграционного закона, запрещавшую въезд в Соединенные Штаты "анархистам", которые "не верят в организацию правительства или принципиально против организации властей". Предварительно были исследованы его произведения. Не было, однако, установлено, что сам Горький придерживается тех же убеждений, что и его герои, высказывающие "опасные мысли". Свою информацию о том, как вашингтонские власти изучали произведения Горького, газета заканчивала словами: "Литературные произведения Горького полны горечи, но в них нет ничего анархического".
Когда А. М. Горький спускался с парохода, толпа приветствовала его громкими возгласами. Люди бросали в воздух шляпы. Десятки рук старались его обнять. С трудом Горький и его спутники достигли ворот таможни. Когда же мы вышли к экипажу, чтобы доехать до парома, соединяющего Хобокэн с центром города, люди снова бросились к Горькому, попытались выпрячь лошадей и самим впрячься в экипаж. Наконец экипаж, окруженный тысячной толпой, тронулся.
Свободное копирование
