Чернышевский. Дневник - 273

 (Писано 14-го [июля], в четверг, в 10 ч. 10 м. вечера.) Утром долиневывал 13-го числа, вечером решил идти в город ночевать, чтоб утром дожидаться Срезневского на железной дороге. Так и сделал. Ушел около 5 после обеда, подождавши, что выйдет, не станет ли снова теснить грудь, -- и точно, около 5 вырвало. Пришел к Славинскому, они играли в карты, несколько времени и я играл за отца, и тоже, как он, проигрывал. От них зашел к Иванову и уж не успел зайти к Вас. Петр., а вместо того -- к Ив. Вас, отнес книгу его (Разговоры, которые брал Ив. Гр.) -- его не было дома, поэтому я не мог ночевать, а должен был воротиться к Ал. Фед. От него утром --

 14-го [июля] пошел на железную дорогу. Пришел -- только что пришла машина, опоздал [на] 2--3 минуты, поэтому не мог знать, приехал ли Срезневский (говорить хочу я с ним о Несторе), и пошел к нему узнать -- его нет. Я снова на машину, зашел к Вас. Петр., посидел до 11 1/2 и пошел дожидаться; дождался -- нет. Снова к нему: говорит слуга -- нет. Следовательно, не будет, поэтому должно ехать к нему, и я пошел домой, чтоб взять денег у Любиньки. Пришел домой, уставши от жара, а не от дороги, поэтому теперь и не чувствую решительно ничего, хотя исходил никак не менее 4 часов. Пообедал весьма хорошо, потом читал, потом строил пробу своей машины (около 8 1/2 или 9 вечера, когда Терсинские ушли гулять, но не потому, что ушли, а так пришла охота) -- сделал коромысло, надел на концы два равновесные деревянные чурбачка, проделал дыру в лагуне старой, распиленной на-двое, которая служит вместо стула Марье и которая служит, чтобы ставить на нее чашку, в которой умывается. Продел туда коромысло, в центре которого (но не совсем, так что перевес был на стороне, которая в лагуне) вдел поперек иголку, так чтобы не проскользнуло оно, налил воды, и чурбачок, который лежал на дне и опускался на него, если поднять, теперь, конечно, всплыл, как будто я в этом не был уверен, как будто не всякий в этом уверен, -- да нет, дело такое необыкновенное, что поневоле берет сомнение во всем, что относится к нему, и в расчетах, на которых оно основывается, -- это мне было-таки радостно.-- Сверял текст первых четырех страниц Нестора, ошибки есть на каждой странице, дело не такое скорое, как я думал: 4 страницы разве в час, поэтому не менее двух суток нужно. Вот теперь Любинька дала целковый и я завтра еду в Царское.

 10 ч. 55 м. Это писано после ужина.-- Да, не должно забыть сна, который я видел ночью у Ал. Фед. и который так был радостен, что и на весь день оставил по себе радостное воспоминание, и теперь приятно подумать о нем: мне снилась долгая история о том, что я поступил в какое-то знатное семейство учителем сына (лет 7 или 8), и собственно потому, что мы с этою дамою любим друг друга -- или собственно она любит меня и хочет этого, я тоже люблю ее, а до этого почти мы не знали с ней друг друга. Она белокурая, высокая, волоса даже весьма светлорусые, золотистые, такая прекрасная. Я у нее целовал 2--3 раза руку в радости, что она заставляет меня жить в их доме. Муж ее человек пожилой, глупый довольно, с брюхом, несколько надутый или собственно не то что надутый, а так. Итак, я чувствовал себя весьма радостным от этой любви с нею, с наслаждением целовал ее руку (которая, кажется, была в перчатке и еще темного цвета). Собственно, для нее уладил я с мужем, который не слишком-то тянулся за мной, но я сначала был разошедшись с ним, после сам завязал снова дело и сказал ему, что я-таки поселяюсь у них, потому что она так велела или желала, или просто сказала: живи у нас. Никакой мысли плотской не было (каким образом? это странно), решительно никакой плотской мысли, а только радость на душе, что она любит меня, что я любим.-- 5 м. 12-го, ложусь.