Как здесь уважается акушерка -- я должен припомнить одно обстоятельство. Перед отъездом в 1867 г. в Петербург помощник смотрителя госпиталя Иванов взял к себе в мамки сиделку. С этой сиделкой он жил, и она родила ребенка; жена Иванова тоже родила. Нужна была сиделка. Кому, как не женщине заботиться о сиделке, тем более, что в госпитале, вместо двух топок, делают одну, а иногда и ни одной; пищей распоряжаются, как хотят, пользуются кореньями, перцем лотами, воруют фунтами мясо, булки и проч. На каком, например, основании доктора получают булки? На каком основании фельдшера продают булки по 6 коп.? А между тем в женском отделении нет клеенок, лекарства приносятся в немытых склянках, от урильников воняет. Цитович любит только наружность, и поэтому женщины идти в госпиталь боятся. Теперь женское отделение и полно, потому что жена моя умеет с ними обращаться ласково, да и Богданов не Яненц.
У нас была кухарка Софья, пожилая женщина. Она так завладела хозяйством, так стала командовать, что житья от нее не было ни няньке, ни жене; к тому же, при нерасчетливости жены, жена ей должала, и она каждый <раз> в то время, когда у жены нет денег, приставала точно нож к горлу. Жена ей отказала. По отходе от нас эта женщина оказалась больной: у нее рана на ноге -- какого рода я не знаю. Но так как она -- хорошая кухарка и только кухарка, так как ей стирать белье в тягость, то ее взял Иванов и вдруг назначил в сиделки. Жена протестовала. Иванов отвечал жене, что она, акушерка, по его мнению ничего не значит,-- и он определяет Софью. Через два дня жена застала Софью пьяной в госпитале и протестовала. Борьба продолжалась две недели, и по настоянию Цитовича определили женщину, рекомендованную нянькой. Эта сиделка прогнана тогда, когда Иванову не нужна сделалась кормилица Маланья.
По приезде в Брест я заметил, что жена слишком живет нерасчетливо. Обеды и вечера,-- оттого, что я ничего не значу и ей хочется жить весело и показать, между прочим, что она -- жена литератора,-- вогнали ее в долг. Она была должна 120 руб., несмотря на то, что в эти 6 месяцев получила от меня 65, за практику 35 и жалованья 138 руб. Правда, она купила корову, купила полотна для Федора Семеновича, но на это были даны деньги. По отъезде из Петербурга она получила от меня 27 руб. и от Федора Семеновича 117 руб. серебром. Серебряных денег не оказалось,-- она их прожила. Полотно хотя и было куплено, но ничего не шито. Надо заметить, что перед отъездом няньке деньги заплочены были вперед. Впрочем, и я прожил в это время порядочно. Исключая 65 руб., посланных жене, я прожил 150 руб. и приобрел только калоши, два пальто, да в Спасской части у меня полицейские украли портмоне с 7 руб. 50 коп.
Обеды и вечера в Бресте увеличились; явилась роскошь. Нужно было во что бы ни стало завести беседку, развести цветы, нужно было купить лодку. Лодка и беседка -- 20 руб. Лодкой завладел Сытин; он оказался хозяином, и мне нужно было добиваться от него ключа с особенным терпением. Поэтому ловить рыбу из лодки -- одна мечта. Владеть лодкой, как хозяину,--тоже мечта: я -- цивильный, у цивильного лодку украдут, цивильного не пустят вверх и вниз по Бугу за крепостью, если он на право рыболовства не имеет билета. Посмотришь иной раз на реку и вздохнешь. Лодки нет, уехали. Станешь просить лодки, извиняются, говорят -- уехала. А еще жена рассчитывала плавать в ней в город. Плавали -- но немного. Те, которые ничего не платили, пользовались постоянно, зато что они носят военную одежду. И сторожа с охотою взялись за караул: "Ты знаешь -- акушерка тебе заплотит..." В беседке стали обедать Сытин с Соборовым.
Свободное копирование
