Я поехал в Брест. В Петербурге и до Пскова были грязь и снег. В Варшаве зелень. В Бресте тепло, и после Пасхи через неделю я уже ловил рыбу. Жену я застал бледную, худую. Она говорила шопотом, ежедневно принимала лекарства.
С женой, как водится после полугода разлуки, мы подружились, но тут мне пришлось взяться за ее защиту. Раз она обозвала при свидетелях, Сытине и бухгалтере, письмоводителя глупым. Письмоводитель подал на нее жалобу в контору. Контора позвала ее в контору, она расплакалась, но письмоводитель, в присутствии начальника части, Цитовича и других, сказал, что акушерка приходила к нему в 12 ч. ночи. Солдат, который жил у него в денщиках, сказал, что он акушерки в такое время никогда не видал; свидетели, Сытин и бухгалтер, сказали, что они действительно слышали, как акушерка назвала письмоводителя глупым. Слово "глупый" произошло вот отчего. Жена получила от Федора Семеновича письмо о смерти Юлия. Это ее очень опечалило, тем более, что Федор Семенович сам нехорошо поступил с Юлием. Федор Семенович полюбил квартирную хозяйку в Царском; Юлий это заметил и, помня, как он протестовал против брака моего с Симой, стал смеяться и раз наговорил дерзостей хозяйке. Федор Семенович его прогнал и сказал, чтобы он к нему никогда не ездил. Но Юлий полюбил одну молодую женщину в Царском и изредка туда ездил. Эта история была еще в ноябре, но Федор Семенович не принимал его до моего отъезда; даже когда Юлий был в больнице, он ему не только ничего не писал, но даже не посылал денег -- 1 рубл. или 50 коп., и я должен был снабжать его с Обводного.
Получивши это письмо о смерти брата, она пошла в сад и на крыльце ей встретились бухгалтер и письмоводитель и Сытин. Она рассказала о смерти, между прочим сказав, что брат ее умер от женщины, т.-е. лечился в 2-м сухопутном госпитале, откуда выписался не совсем здоровым и переезжал в ветер через Неву, а потом поехал в Царское и захворал. А так как письмоводитель влюблен уже два года в гувернантку Яненца и та его презирает, то она и сказала, что ее брат был так же глуп, "как и вы" (указывая на письмоводителя). Дело это завязалось. Письмоводитель дошел даже до того, что он бывал у акушерки в спальной; но я написал, что он бывал у меня, а так как я не имею отдельной комнаты и живу в спальной, то тут не может быть нарекания на личность акушерки. Этот господин еще до отъезда моего в 1867 г. ужасно надоел мне и жене. Он лез к нам прямо в спальную, хотя ему и говорила кухарка, что нас нет дома. Он, впрочем, брал у меня книги, но с особенным торжеством рассказывал о том, что он любил смотреть смертные казни -- повешание и расстреляние,-- и все-таки боится грома, от которого бегает туда, где можно спрятаться.
Это дело однако кончилось ничем. По обвинению женщины в том, что она ходила к нему по ночам, ему следовало бы сделать какое-либо внушение, но это так и оставили. А он много наговорил письменно дерзостей.
Свободное копирование
