Да, веселые времена были! Былинные! 14 апреля 1965 года. Прошло четверть века. Четверть века застоя. Началась «перестройка». А тогда, в 1965! Однако и деньги тогда что-то стоили. На десятку можно было целый пир устроить: пол-литра водки, килограмм колбасы, килограмм сыру, килограмм апельсин или яблок, буханку черного, батон белого хлеба… Соленые помидоры, огурцы… Да, времена были сказочные! Духу сейчас свободнее. Свободнее для… Для самовыражения… Стихи уже за батарею центрального отопления прятать на приходится. Наивно, конечно. Они все находили. В последние годы даже экстрасенсов использовали… Плоти тоже, к сожалению уже, свободнее. Свободнее от… От пищи, от одежды…
Не огорчайся, мой друг! Горю тоской не поможешь.
Как она есть, принимай жизнь и судьбу не гневи!
Плохо тебе, говоришь… Но может быть хуже. Предала
Бедам никто не нашел. Значит есть в бедах добро!
(6 апреля 1963 года)
Я постоял-постоял — и пошел своей дорогой. Да, думал я, есть же герои! А я?
И вот произошла удивительная случайность. Всё значительное в человеческой жизни происходит случайно. Жена моего друга Валентина Герцмана (его отец провел «без права переписки» 17 лет в сталинском концлагере и был выпущен Никитой Хрущевым, чтобы вскоре умереть, Валентин был законный сын своего отца – и его не принимали в пионеры, сын «врага народа») как-то гуляя со своей только что родившейся дочкой в коляске – и разговорилась с другой мамой с аналогичной дочкой. Сейчас этим кобылам под пятьдесят. Та стала жаловаться на своего мужа. Слоняется, мол, по всяким поэтическим литошкам, а семью игнорирует.
Жена моего друга Эля - Бринуэль(!) Федоровна, это похлеще моей первой жены – Генриетты Степановны (интересно, что они обе дочери полковников) не могла ничего такого сказать о своем муже, но зато сказала, что у них есть знакомый, который пишет стихи. Та передала это своему мужу. Это был поэт Вадим Ковда. Он пришел к Герцману, познакомился со мной, посмотрел мои стихи – и через несколько дней отвел меня в Клуб таксистов «Зеленый огонек» за Казанским вокзалом на ЛИТО, которое вел знаменитый Эдмунд Феликсович Иодковский, лауреат какой-то премии за слова «Едем мы друзья в дальние края…» (потом, когда наш мэтр по делам прессы оказался в этих «дальних краях», то те, кого он туда заманил своей песней, его чуть было не побили).
Итак я среди своих. Там «девушки хорошие паренька приметили, руку дружбы подали, повели в забой» (надо быть совершенно лишенным чувства юмора, чтобы не умереть от смеха над этими словами популярной песни; злые языки говорят, что первоначальные слова были «повели с собой», но начальство приказало исправить – и так получилась эта гениальная хохма. Впрочем тогда был такой жилищный кризис, что кроме как в забое любовью и негде было заниматься; сюда знаменитое «есть кого, есть чем, но негде»). И там я увидел предмет моей зависти и моего восхищения - героического розовощекого юношу. Им оказался Владимира Батшев. . Тогда его отпустили… А позднее выслали в Сибирь, в Красноярский край как тунеядца (он сам это описал в своих «Записках тунеядца»). Итак Батшев. 1965 год. Счастливое время было!
А теперь, я пишу эти строки в седьмом часу утра 2 января 2004 года; я умирающий старик; мне 77 лет; вот опять я сунул под язык две таблетки нитросорбида: а Эдмунд почти уже как десять лет погиб, а явно с приветом Батшев съехал в Германию, где издает какой-то журнальчик; а до этого в 1994 г. он опубликует в газете Иодковского «Литературные новости» в своей подлой сумбурной статейке свои слова: «Подлее русского зверя нет», из-за чего я публично на вечере в ЦДЛ откажусь от присужденной мне этой газетой премии.
