Утром нас этапным порядком отправили по своим местам жительства, эту девушку и меня. Ее повез охранник вверх по Шилке, а меня – вниз.
Мой переход был большой в 40 км на Унду, куда мы с покойным отцом ездили менять оселки на хлеб. Вспомнил мой разговор с отцом. Мне тогда было лет 8. Ехали мы по дороге, и я услышал звон. Спрашиваю отца:
-Что это за звон такой?
-Наверно, ведут каторжных, - ответил он.
Дорога сделала поворот, воздух был окутан пылью, но я остановил лошадей и рассмотрел: каторжники построены по 4 человека в ряд, левой рукой они придерживали цепи. Эти цепи были закреплены за железные обручи, надетые на пояс. В колонне было человек 200, а по бокам колонны – солдаты с винтовками. Мог ли я тогда подумать, что и мне придется пройти по этой дорожке, хотя и без кандалов, но под охраной.
Сначала меня от деревни к деревне вели пешком и передавали под расписку поселковым атаманам. Была у меня мысль сбежать, но я вспоминал совет Григория Ивановича, что он не советовал мне этого делать, и моя пылкая головушка охлаждалась, тем более, что охранники предупреждали, что будут стрелять на поражение, если побегу.
Перед Улятуем я попросил охранника, который оказался моим дальним родственником, довезти на подводе и пообещал ему заплатить. Он запросил 8 рублей, чтобы ехать верхами до места. Я попросил не брать оружия, потому что было стыдно приехать в родное село под конвоем.
Так поехал дальше, как свободный пассажир. В Улятуй мы приехали под вечер. Я попросил заехать к родной сестре Дарье. Она встретила меня, радостно, как родная мать, а ее муж Семен Петрович отнесся ко мне с холодком.
Утром пошли к атаману. Он внимательно прочитал мои бумаги и сказал:
-Ну что же, ничего не нагрезил, никого не убил и не обокрал, поэтому охрану я с тебя снимаю. А почему от службы скрывался?
-Вы же знаете, что у меня отец слепой. Пахать, сеять не мог, обмундирование и коня покупать было не на что, вот и пошел я на заработки.
-А сейчас есть на что покупать?
-И сейчас не на что.
-Ну что же, обмундирование выдадим, а конь есть у тебя?
-Конь есть, только не знаю, сгодится ли он.
-Ну и то хорошо, какой есть, на таком и поедешь.
Конь был у брата, он его отдал зятю Семену за 20 литров спирта. Семен Петрович мне сознался, что коня взял на сохранение, и я могу им распоряжаться, как своим.
Меня отпустили, я вернулся к сестре, она заплакала от счастья, сказала мне:
-Я беспокоилась, что тебя посадят.
-Зря волновалась, - ответил я, - если бы меня посадили, то в Улятуй бы не отправили, и сидел бы сейчас в Нерчинской тюрьме. Сажать меня не за что.