Но радоваться-то было еще рано. -- Мне пришлось еще справиться с задачей, совершенно не относившейся ко мне, и к тому же -- в самую последнюю минуту. По уговору, моей обязанностью было написать только декорацию. Сама же постановка оперы, т. е. реквизит, костюмы и прочее, была возложена на Ленского и Быковского*, мало известного художника, брата архитектора. Когда я пришел на генеральную репетицию, моему ужасу не было предела, боже мой, что я вижу! Декорация моя уже висит и производит еще лучшее впечатление, чем в мастерской, на полу. Но на авансцене, с правой и левой стороны, стоят два небольших, новеньких, только что присланных из магазина мольберта-треножника в стиле "рококо", а на одном из них укреплена не то фотография, не то гравюра -- с Дрезденской Мадонны!.. Я пришел в ужас от общего анахронизма и мещанской дешевки современной "меблировки"! Бросился искать Быковского, но, конечно, найти его не смог; да если бы и нашел, толку было бы мало -- едва ли он понял, в чем его промах. Но где же теперь достать старые, тяжелые мольберты, на которых писали в старину большие картины?!