Если где-нибудь была малейшая возможность порисовать с натуры -- у Коровина ли, Поленова или особенно, правда, несколько позднее, у князя Голицына, то я уж всегда был одним из ревностнейших участников. И о Серове могу сказать то же. Мы стали известны как "записные" охотники, тем более, что, будучи профессорами Училища живописи, должны были "не ударить лицом в грязь".
Почти все лучшие художники приходили на рисовальные вечера у Голицына, но многие вовсе и не брались рисовать на глазах у всех. А между тем позировали на этих вечерах самые красивые женщины высшего общества! Как устоять перед такой серьезной художественной задачей, как портрет с натуры?! Но когда хозяйка дома предлагала художникам с "именем" тоже порисовать, они отнекивались и, указывая на Серова или меня, обращались к нам с шутливыми восклицаниями: "Ну, вы уж мастера, вам и книги в руки" или "Мы на людях и в обществе не решаемся" и тому подобное. Эти вечера устраивались С. Н. Голицыной, супругой бывшего московского городского головы, в их особняке на Большой Никитской. Сама хозяйка тоже рисовала и, как дилетантка, очень недурно. Простота, отсутствие всякой чопорности -- все содействовало тому, что, как приглашенные художники, работавшие и не работавшие, так и гости хозяйки -- все чувствовали себя хорошо и даже непринужденно. В больших комнатах, примыкавших к той огромной зале, в которой позировали и рисовали, всегда был сервирован чай, приготовлены бутерброды, фрукты, и каждый желавший сам (без слуг) брал себе, что хотел. Позировали нам, как я уже сказал, очень интересные (в смысле портретных задач) женщины, иногда в исторических, древнерусских костюмах -- большей частью это были родственницы хозяйки или близко знакомые домами. Трудно было бы найти подобную возможность порисовать интересную натуру без обычных для художника в таких случаях сложностей и хлопот, так что можно было мириться с некоторыми неудобствами. Приходили, например, дамы, приятельницы хозяйки дома, с дочерьми или сыновьями, разными никами, коками и миками, приходили поболтать, поглядеть, как рисуют художники и -- кого рисуют. Нагибаясь над рисующими и глядя через свои лорнеты, дамы ахали и восклицали: "Как мило!..", "Ах, как интересно!..", "Ну, как сон... и как похоже уже!" и т. д. Какая глава вышла бы об этих вечерах у настоящего писателя!
Интерес к этим рисовальным вечерам достиг самых высоких сфер. Как-то случайно, оторвавшись на мгновенье от рисунка", я инстинктивно обернулся и вдали, через анфиладу комнат, увидал в столовой всем знакомую высокую худую в генеральском сюртуке фигуру великого князя Сергея Александровича, московского генерал-губернатора. Он беседовал с хозяйкой дома. Голицын очень свободно держал себя с ним, может быть, подчеркивая свою независимость; хотя он и был хозяином дома, не провожал его, когда Сергей Александрович ушел в другую комнату.
Я продолжал свою работу. Через несколько минут я услыхал приближавшиеся звон шпор и властные шаги, которые умолкли позади меня. Я продолжал работать, не встав, как будто не знал, кто стоит за моей спиной. Я помню, кого мы рисовали, т. е. кто нам позировал. Это была одна из самых интересных женщин этого круга, просто, изящно одетая; только ожерелье крупного жемчуга служило ей украшением. Вся седая, что очень шло к ней, с молодым, здоровым и прекрасным цветом лица она была настоящей маркизой XVIII века, сошедшей со старинного портрета! Это была княгиня Юсупова,
Стоявший за моей спиной генерал так долго не отходил от меня, что становилось жутко. Видимо, он сверял сходство моего рисунка-портрета с самой натурой.
На ближайшей периодической выставке "Общества любителей художеств" этот рисунок-портрет Юсуповой был куплен Сергеем Александровичем-- стало быть "сверил"! Им же приобретен был другой портрет -- набросок с дочери Голицыной, исполненный мною с натуры на одном из таких вечеров. Придя домой с вечера, на котором присутствовал Сергей Александрович (я воспользовался этим посещением и хорошо понаблюдал его фигуру), я дома, не без подчеркнутости, зарисовал по памяти его стоящим, с характерной осанкой (словно "аршин проглотил"). Рисунок очень удался, ходил по рукам и под конец, увы -- пропал, или лучше сказать, "попал" в чьи-то руки... Сергей Александрович был попечителем Училища живописи, в котором Серов и я преподавали. Но вернемся к вечеру у Голицыных. В этот вечер был еще один "аттракцион": во время перерыва приехали сестра хозяйки дома госпожа Булыгина, жена премьер-министра, и великий князь Константин Константинович (известный поэт, подписывавшийся К. Р.). По сравнению с Сергеем Александровичем, властным -- и на вид и по манерам, -- этот был застенчив, жался у стены, как-то стесняясь, и держался весьма просто... После перерыва мы, "рядовые работники" -- Серов и я -- и еще два-три любителя продолжали свою работу. Когда мы оба вышли на улицу, Серов с его обычным едким юмором обратился ко мне: "Ну и вечер!.. Прямо пять рублей за вход можно было бы дать!.."
Свободное копирование
