Когда я жил еще в Одессе, то выставлял для продажи во французском книжном магазине Руссо мои маленькие жанровые картинки и этюды ("Старьевщик", "Ворота" и др.), которые делал пером или маслом по памяти -- метод работы, коренным образом изменившийся впоследствии, когда я стремился рисовать абсолютно все с натуры. Часть рисунков жанрового характера я с трудом продавал двум-трем художественным журналам, едва влачившим свое существование. Помимо участия в одесских журналах ("Маяк", "Пчелка", "Оса", "Будильник" и др.) я в первые годы моей московской жизни стал постоянным сотрудником (2--3 рисунка в год) журнала "Сверчок"*; рисунки мои пером, мокрой тушью и т. д. оплачивались очень скудно. Главный заработок давало мое сотрудничество в московском журнале "Свет и тени", в котором участвовал А. П. Чехов ("Чехонте"). Еще перед моим переездом (из Одессы в Москву) я прочел в газетах публикацию о предстоящем выходе в Москве большого журнала литературы, театра, живописи и музыки под названием "Артист"*, который обещал быть очень интересным и передовым.
Редактором-издателем был Куманин, а финансировал журнал молодой фабрикант Новиков. Главными руководителями литературной и театральной части были профессор Стороженко, а также Веселовский*. Художественным редактором предполагался известный художник (и кажется поэт) граф Соллогуб*. Я послал в редакцию на имя Куманина несколько моих жанрового характера рисунков пером (типы, сценки из театрального мира и т. д.). На это я получил ответ, что "кое-что" подходит для них, но что рисунки "мало закончены" и что-то еще в этом же роде, -- сейчас уж не помню. Конечно, я был огорчен, я не ожидал этого. Но сейчас же, вслед за этим, я получил очень милое, сердечное письмо от графа Соллогуба. Он писал, что Куманин показал ему мои рисунки, от которых он, Соллогуб, пришел в восторг, а когда Куманин рассказал ему, какое письмо он послал мне в ответ, Соллогуб, мол, разругал его: "Вы ровно ничего не понимаете!! Я сейчас же за Вас извинюсь, и мы не только берем все им присланное, но просим и впредь подобное давать, а также будем просить быть художественным редактором "Артиста". Так, совершенно не ожидая того, я стал художественным редактором и стал принимать живое участие в жизни этого журнала. Через много, много лет я встретился с Бальмонтом (кажется, у поэта Юргиса Балтрушайтиса*). Бальмонт печатал ранние свои стихи в "Артисте". Разговорившись с ним про старое, далекое время нашего знакомства, коснулись "Артиста". Отзываясь о нем с большой похвалой, Бальмонт определил значение журнала приблизительно следующими словами: "Артист" был для нас предтечей "Мира искусства".
К сожалению, "Артист" не был в настоящем смысле слова отражением нашей художественной жизни, а скорее только театральной и литературной. Литература была превалирующим элементом, и огромный перевес был за писателями. Первое время я мечтал, что удастся создать равновесие -- приходилось бороться за художественно-живописные задачи и интересы. К сожалению, Соллогуб из-за болезни рано покинул редакцию "Артиста", а я, поняв, что вызвать среди литераторов, да еще того времени, серьезный интерес к художественно-живописным задачам почти невозможно, понемногу также отошел от редактирования. Из курьезов этого времени вспоминаю: А. П. Чехов писал для "Артиста" одноактный этюд "Калхас". Куманин, чтобы отметить и почтить появление этого этюда, просил меня сделать к нему иллюстрации. Я сделал рисунок пером, всем понравившийся. Однако оказалось, что я невнимательно прочел сценарий, где было сказано, что суфлер с бородой, а я нарисовал его бритым... Мне рассказывали, что когда Чехов увидал мой рисунок, он тут же "побрил" суфлера, т. е. вычеркнул из манускрипта слова "с бородой" и поместил суфлера -- "бритым". По этому поводу мы с ним обменялись письмами. Оригинал моего рисунка к "Калхасу", вероятно, находится в Театральном музее* или в семье Куманина или Чехова.