Через день или два было воскресенье. Днём мы пошли на станцию встречать ещё одну прибывшую из Харькова группу наших школьников, и я хорошо запомнил дорогу до станции и обратно (это важно для дальнейшего моего рассказа). Вечером все отправились к столовой и клубу, где, как предполагалось, будут крутить кино. Туда и в самом деле привезли движок, киномеханик принялся налаживать аппаратуру. В это время появились какие-то парни (как я подумал – местные, совхозные), возле топтались и девчата, с которыми наши старшие (Герасюта, Саратов, Злуницын) уже познакомились. Сумерки всё сгущались, а кино не начиналось. Мне это надоело, и я в группе ребят отправился «домой», то есть к месту ночлега.
Едва лишь расположился на отдых, как один за другим вернулись остальные ребята – и все какие-то возбуждённые, расторможенные. Оказывается, Герасюта и Ко поссорились с местными парнями из-за девчат, Злуницын выхватил даже финку, но местные взяли верх, ударили Толика Беспалова по ноге железной палкой, погнались за нашими – и сейчас, должно быть, явятся сюда. Действительно, в коридоре послышался шум, громкие голоса, но группа преследователей, не зная, где разместили харьковчан, зашла в соседний класс.
– Надо тикать! – крикнул кто-то. Мы распахнули окно и один за другим выпрыгнули во тьму.
Школа, в которой мы квартировали, была одноэтажная, но окна от земли оказались довольно высоко. Спрыгнув на землю, я упал, но, тотчас подхватившись, побежал вслед за товарищами по лужайке, отделявшей здание школы от небольшого леса. Днём мы здесь проходили по дороге на станцию и обратно, а потому место было нам знакомо. Ещё когда мы бежали по открытому пространству к лесу, то услышали за спиной голоса и шум погони.
Позже выяснилось: потеряв несколько минут на то, чтобы понять: нас, харьковчан, в том классе, куда они сперва вошли, нет и не было, – парни ворвались в оставленное нами помещение, но и там никого не обнаружили. А между тем один человек (тот «нытик и критикан», о котором только что было упомянуто) там оставался.. Не успев выскочить вместе с нами, он на всякий случай спрятался под стол. Кто-то из вошедших пнул ногой стоявшее на дороге пустое ведро, оно отскочило под стол и больно ударило прятавшегося там «Нытика», который, к своей чести, не издал ни звука, что его, конечно, спасло от более существенных травм. Он и рассказал потом, что один из парней, ринувшись к открытому окну, крикнул своим: «Дывы, дывы: он вони побиглы!», - вслед за чем наши преследователи тоже выпрыгнули в окно. Мы успели скрыться в лесу, но, слыша позади погоню, прекратили перекликаться и бежали молча. Бег по совершенно тёмному лесу, когда не видно ни зги ни впереди, ни под ногами, - занятие не из приятных. Мне не повезло: сверзился в какую-то яму (по-видимому, то была воронка от снаряда).. Правда, не ушибся, выбрался очень быстро и позвал шопотом: «Пацаны!». Кто-то что-то (и также шопотом) мне ответил, я устремился на голос, но никого не догнал.
Вскоре вышел на противоположную лесную опушку, узнал гречишное поле, через которое мы шли назад со станции… И мне подумалось: ну, куда все беглецы денутся? Сидеть в лесу целую ночь им вряд ли понравится, вернуться – опасно: можно попасть в лапы тех же наших «врагов»… Должно быть, пойдут туда, где побывали сегодня днём, где всегда, даже ночью, есть народ: то есть – на станцию Кисловка! Туда-то я и направил свои стопы!
Без приключений дошёл до станции, перешёл через пути и очутился возле руины маленького станционного вокзальчика. Война здесь хорошо поработала: от здания остались одни только стены… Правда, рядом стояла будка, в которой мне и удалось застать то ли начальника станции, то ли дежурного, то ли телеграфиста. Железнодорожник угрюмо на меня уставился:
– В чём дело?
– Я из совхоза… Мы харьковские школьники, приехали на прополочную, работаем на полях. Сегодня кино, а местные ребята на нас напали, мы от них бежали, вызывайте милицию…
Такое моё сообщение совершенно не смутило хозяина будки. Он сказал, что у него испорчен телефонный аппарат, да и вряд ли кто приедет ночью из Купянска, до которого всё-таки 25 километров пути.
– А можно у вас здесь посидеть? – спросил я. Но суровый дядя категорически отказал мне в просьбе:
– Нет, здесь посторонним нельзя находиться. Иди к вокзалу – сидят же там люди, ждут поезда, вот и ты жди, пока рассветёт. А там – вернёшься в совхоз. Ну, иди – чего стоишь?
Пришлось выйти из будки опять на улицу. Я подошёл к развалине вокзальчика. При свете луны увидел: возле стенки, с подветренной стороны, покатом лежат на своих узелках какие-то люди. Я устроился поодаль. Это были молодые девчата, а с ними – хлопец. Кто-то из них дремал, другие время от времени переговаривались, и я понял, что это группа каких-то учащихся – может быть, из техникума - которая из глубинки, с сельхозработ, возвращается домой и ждёт нужного поезда. Говорили все на том милом «суржике» (смеси украинского с русским), на каком говорит вся Слободская Украина
– Дивчата, а де це наш Кузя подився? – вдруг раздавался девичий голос.
– Та ось же вин спыть, – слышалось в ответ.
Через некоторое время – снова испуганный голосок:
– Кузя, ты тут?
– Та тут же я, Божечки, - сонно отзывался хрипловатый юношеский басок. – Не заважай: я спаты хОчу!
Так прошёл час, другой… Где-то далеко звучали голоса, песни, какие-то выкрики… Вдруг из-за угла руины словно вынырнула целая компания парней. Я притворился спящим. Если бы сидел поближе к студенческой группе, то вряд ли парни меня отличили от них. Но я устроился, как уже было сказано, на отлёте и, по-видимому, одеждой, фигурой и, может быть, ещё чем-то существенным сильно отличался от соседей. Компания, проходившая мимо, меня заметила.
– А це хто тут сыдыть? – спросил один. Все подошли ко мне, кто-то из них нагнулся, бесцеремонно потряс. Я сделал вид, что спал, стал мычать «со сна». Парни были гораздо старше меня, крупнее и, самое главное, их было много.
– Ты хто? Звидкиля? (Откуда?), – сразу стали домогаться они.
– Из Купянська, – стал врать я – и очень неудачно: неумелая «украйонськая» речь (как смеются у нас над «кацапами», работающими «под хохлов»), а главное – весь мой вид городского маменькина сына, сработали против меня. Тем более, что передо мной были именно те, кто нас преследовал. Выяснилось это немедленно:
– Ты у викно плыгАв (в окно прыгал)? – спросили у меня в упор. Небольшая пауза – и на меня обрушились тумаки: по голове, по телу, били руками, ногами… Рядом проснулись, прозвучал испуганный голос:
– Ой, дивчата, нашого Кузю б’ють!
– Та ни, це не Кузя, – успокоила другая дивчина – и была права: били меня, а отнюдь не Кузю, и лучше всех это было понятно мне самому.…
Они в один миг хорошо пустили мне «юшку» - рот заполнился солёной, душной кровью. Я продолжал между тем сидеть на земле, а склонившееся надо мной хулиганьё торжествовало победу, кто-то вытащил сверкнувший в свете фонаря нож, поднёс мне его под самый нос, покрутил.
– Скоро буде пойизд на Харкив, – произнёс один из них. – Сидай у вагон и паняй додому. Чуешь? Мы прыйдемо – перевирымо (проверим).
Они ушли. Девчата хотели было меня расспросить, в чём дело, но я на всякий случай помалкивал. Вскоре действительно прибыл поезд на Харьков. Он стоял несколько минут, и у меня был большой соблазн сесть в вагон, чтобы через 4 – 5 часов очутиться дома, но сделать это не решился: мне было понятно, что обе наши молоденькие Лидочки с ума сойдут, если хотя бы одного из нас утром недосчитаются. Я не мог так их подвести и даже с места не сдвинулся. Поезд ушёл. Остаток ночи провёл я в страхе: а вдруг и правда вернутся?! Как только стало светать, тронулся в обратный путь – по дороге через поля..
Мне негде было даже кровь с себя обмыть – так и шёл с разбитой мордой и весь в кровоподтёках - через гречишное поле обратно в совхоз. Вошёл в школу, открыл дверь классной комнаты, а там – тот наш «Нытик» да обе Лидочки: Ивановна с Ильиничной. Увидав меня, молодушки дружно всплеснули руками и громко, дуэтом, зарыдали...
Оказывается, я вернулся первым, и при виде моей окровавленной физиономии наши учительницы, не сговариваясь, подумали одно и то же: если такой смирный мальчик явился так избитый, то чего можно ждать относительно самых отчаянных?!
Но вот буквально через 15 минут ввалились остальные беглецы. Вид у всех у них был более чем живописный (Алик Аптекарь, например, надел накануне вечером, собираясь в кино, белоснежные брюки, сверкавшие теперь всеми цветами радуги: так вываляться в траве и навозе – это надо было уметь!). Оказалось, все они набрели за опушкой леса на большую скирду то ли сена, то ли соломы и в ней переночевали.
Теперь неясно было лишь, куда девались наши самые старшие – и самые отчаянные. Но позже и они прибыли. Каким-то чудесным образом им удалось ещё вечером раздобыть подводу, и они возили Толю Беспалова к врачу: надо было выяснить, что с его ногой. Ребята рассказали, из-за чего вышла ссора. Оказывается, те парни, от которых мне досталось, были не из совхоза, а со станции Кисловка. Знай я об этом – разве искал бы убежище на станции?!
Ссора вышла, действительно, из-за девчат, но больше всего станционных кавалеров разозлили Эмиль Злуницын, пригрозивший им «финкой», и Ванька Саратов, отпустивший по их адресу .какую-то едкую шутку. Парни хотели разделаться с ними, а досталось - мне…
Все ушли в поле, а мне разрешили остаться, привести себя в порядок, отдохнуть. Но с полудня и я присоединился к остальным.
Свободное копирование
