ИЛЛЮСТРАЦИЯ. В течение всех лет беженства и войны, а также и спустя несколько лет после неё, мы, за редчайшим исключением, не фотографировались. Но для того чтобы всё-таки знакомить читателей с невыдуманными персонажами моих мемуарных повестей, ставлю здесь и дальше позднейшие или, напротив, более ранние снимки.
НА СНИМКЕ: наш отец (второй слева) ведёт занятие или беседу с группой курсантов Красной Армии. Конец 20-х - начало 30-х годов, Ленинград или его окрестности.
* * *
Из трёх комнат хозяевам оставили одну, а в две других вселили по семье. Была ещё кухня – она получилась проходной: через неё мы попадали в свою комнату.
Хотя и было уже поздно, по квартире бегало крошечное черномазое существо – трёхлетняя девочка из другой семьи эвакуированных, поселившейся здесь задолго до нашего приезда. Верочка приседала, плясала, пела. Она исполняла популярную песенку: «Есть на Севере хороший городок…» и была совершенно неутомима: едва закончив, начинала опять и опять… За нею явилась мама – молодая красивая женщина, Лия Борисовна. Муж Лии – маленький, чёрненький Натан Исаакович Шапиро, он работает инженером в Гипростали, жена зовёт его – Ноня, а гипросталевцы – «Шапиркин» (очевидно, за маленький рост).
Хозяйка, спокойная рыжеватая приветливая женщина Зоя Николаевна, - родом из дальней деревни, говорит «чё» и «быват», «знам-знам: сами – хозява». Её мужа, Николая Александровича, мы видим мало: он работает энергетиком мартеновского цеха и дома почти не бывает. Хозяин молчалив, тих, трезв. Единственный вид отдыха, да и то крайне редкого, - охота. Жена говорит о нём – «сам-то» и «мой-то», заботливо кормит и обихаживает. Она не работает – везёт на себе всю семью, но ещё с довоенного времени является «деле-гаткой», как её здесь называют, то есть, очевидно, депу-татом местного совета. Сейчас к ней ходят из окрестных домов, чтобы заверить «стандартные справки» на получение хлебных и продуктовых карточек.
Их старшая дочь Люся – славная девочка, стара-тельная, но очень посредственная ученица. Вкладывает в учёбу все силы, а толку – чуть.
Однажды им задали учить наизусть начало письма Белинского Гоголю. Бедная Люся не виновата – не она придумала это задание. Как видно, учительница налегала на выразительность чтения, потому что девочка, зазубривая наизусть публицистический текст, очень потешно старалась читать его «с чувством, с толком, с расстановкой».
- Вы только отчасти ПРАВЫ! Увидав в МОЕЙ статье рассерженного ЧЕЛОВЕКА! – выкликала она так громко и с такими нелепыми акцентами, что услышь её чтение Гоголь – он бы тут же раскаялся и немедленно изъял из продажи весь тираж своей ошибочной и реакционной книги «Выбранные места…» , – лишь бы она поскорее перестала кричать.
С Люсей связан такой эпизод. Фамилия наших хозяев была – Поносовы, с ударением на первом слоге. Так они её произносили, чтобы она звучала прилично, а не связывалась в сознании окружающих с расстройством желудка. Но в письменной речи для этого надо проставить ударение, что они и делали, придавая этим особенно комичный вид всей ситуации: внимание читающего лишний раз привлекалось как раз к тому, что хозяева фамилии хотели бы прикрыть, стушевать. Как-то раз, послав на фронт кисет или варежки (тогда то и дело собирали у населения посылки для фронтовиков), она получила ответ от солдата, которому достался подарок. На конверте так же чётко, как и в её письме, было проставлено ударение над её фамилией, - словно для того, чтобы сама Люся не произнесла её как-нибудь… поносно!
Свободное копирование
