Взрослые уважали дедушку, а мы, дети - его внуки, очень любили его.
Я смутно помню, как проходило мое детство в родительском доме, но хорошо помню, как дневала и ночевала у дедушки с бабушкой летом в саду, зимой на печке.
Дедушкин сад, это не просто сад, это особенный сад. Плодовые деревья были старые с огромными кронами. Кроны деревьев не пропускали лучи солнца, поэтому овощи сажали в дальнем углу сада, где для них хватало света и тепла. Всю садовую территорию от травы дедушка окашивал, а сено убирал в сарай на зиму. В саду было чисто, уютно и красиво.
В саду кроме яблонь росли сливы, кусты смородины и крыжовника, малина, а по забору красовались липы и дикие яблони. На этих яблонях каждый год был обильный урожай красивых зелено-красных яблок, но есть их было не возможно – они были настолько кислые, что даже сейчас, через 50 лет, вспоминая их, обильно выделяется слюна и сводит скулы. Дедушка называл их «лесовки». Наверно, когда-то он принес их маленькими саженцами из леса и посадил у себя в саду.
Ближе к осени, когда яблоки созревали и приобретали свой богатый кислый-кислый вкус, их добавляли в чай. На зиму «лесовки» выкладывали слоями в холодное помещение в саду (шалаш), наступали морозы, яблоки замерзали и всю зиму семья ела изумительные на вкус мороженные яблоки.
Когда дедушка собирался приготовить чай, он шел в сад с остро наточенным ножичком и нарезал молодые побеги малины и смородины, нарывал листву или цветы малины, смородины, липы и заваривал весь этот сбор вместе с китайским или цейлонским чаем. Если это было время холодов, то весь этот сбор имелся в доме в виде засушенных пучков, которые висели у него в сухом специально отведенном месте.
В саду была пасека из нескольких ульев.
По весне каждый год дружно и изумительно красиво цвел сад, а завершало это буйство красок цветение диких яблонь и липы. Пчелам не надо было улетать за нектаром далеко-далеко, его хватало здесь в саду, а значит, медок у дедушки не переводился. Любил он его подавать на стол в сотах, нарезанных небольшими кусочками, чтобы удобно было лакомиться.
В саду мы любили проводить время в небольшой дощатой постройке, разделенной на две части, так называемый шалаш. Была крыша, были стены, были лежаки из досок в виде нар, на которые бабушка набросала не нужной одежды и предусмотрительно застелила самоткаными дерюжками, но не было, ни окон, ни дверей. Человек, который хотел полежать в тенёчке и в тишине, сразу же с улицы забирался на полати и блаженно засыпал или лежал, наслаждаясь ароматами сада.
Мы забегали в сад в любое время, не говоря никому, что мы пришли, или, что мы уходим. Сад никогда не закрывался на запор. Здесь мы играли в свои игры: в куклы или прятки, читали вслух интересные книжки, рассказывали страшные истории, сплетничали, одни словом, познавали мир, мир, который для нас еще был загадкой.
Набегавшись, проголодавшись, шли к дедушке за лакомством. Мы садились на лавки за длинный дощатый стол. Стол стоял в красном углу, где висели образа святых покрытые вышитым рушником. Доски стола, добела начищенные намытые, всегда издавали приятный запах чистоты и свежеиспеченного хлеба. На подоконниках стояли горшочки с цветущими розами.
У дедушки для нас было фирменное блюдо так называемые «мочёнки», это черные сухари из ржаного хлеба, насушенные в русской печке, замоченные перед нашим приходом в горячем свежезаваренном китайском сладком чае. Ели мы это чудо-блюдо с большим аппетитом из общей чашки деревянными ложками и всегда просили добавки.
Я не помню, чем нас потчевала бабушка, но эти дедушкины сухари, а также аромат чая, ржаного поджаренного хлеба помнятся до сих пор.
С нами за столом всегда сидел дедушка, смотрел, как мы едим и обязательно что-нибудь нам рассказывал, или отвечал на кучу наших вопросов, или мастерил для нас поделки.
Поделки он делал из всего: из пустых спичечных коробков, из бумаги, из деревянных палочек. Часть поделок потом двигались как марионетки, другие подвешивались на ниточках к потолку и крутились от движения воздуха, следующие приклеивались к оконному стеклу, и оказывалось, что это целая конница или стая птиц. А какая непередаваемая радость и гордость присутствовала в моем детском сердечке, что эти кони, гимнасты, птички есть у меня и больше не у кого из ребят в деревне, потому, что только мой дедушка умеет это чудо сотворить.
В последний год жизни дедушки, как будто я чувствовала, что он от меня скоро уйдет, при встрече или расставании, обнимала его за шею и целовала в щетинистые щеки.
Когда дедушка умер, то часто мне снился во сне, а я всегда этому радовалась. Однажды увидев его во сне, всем стала рассказывать о том, что я видела дедушку, что он меня поцеловал. Наш сосед очень добрый человек, но видно ему, захотелось надо мной пошутить, сказал, что скоро я тоже умру, потому что, когда во сне покойник кого целует, то тот умирает. Я послушала его и не испугалась, я верила, что мой дедушка при жизни всегда дарил мне радость, и теперь не мог меня обидеть.