Фронтовой мой опыт невелик.
Погоны у меня были особые: с серебряным галуном, как у "чиновников без чина" (была такая категория). Но, несмотря на скромность моего официального положения, санитары вытягивались, когда я к ним обращался: я был для них прежде всего сыном попечительницы.
И все же этот опыт приоткрыл мне на миг какую-то завесу.
Рядом с нами отдыхала кавалерийская часть. Проходя через ее расположение, я услышал громкий, обрывающийся голос и увидал офицера, распекающего солдата. Офицер был щупленький, совсем молодой, он очень горячился и размахивал руками. Рослый, усатый и уже пожилой солдат стоял перед ним навытяжку. Глаза его были опущены, губы вздрагивали, но он ничего не отвечал.
— Я тебе покажу — прохаживаться с папиросой в зубах! Да еще честь не отдавать офицеру! Скажешь: не видел!.. А на что у тебя глаза, дурак?
Язык у офицера немного заплетался, и я понял, что он выпил.
— Небось не пикнешь сейчас! Испугался? Знаю я тебя! — продолжал офицер, все более возбуждаясь.
Вдруг он как-то дико вздернул рукой и ударил солдата.
Тот не шелохнулся, только лицо его стало как полотно.
Это ли с новой силой взорвало офицера или, удалив раз, захотелось ударить еще?
И снова звук пощечины.
— Получил?
Сунув руки в карманы, офицер отошел нетвердой походкой. Солдат продолжал стоять неподвижно.
Сцена эта страшно меня поразила.
Я спрашивал затем у многих офицеров, часты ли подобные случаи. Ответы были уклончивы. Никто этого не одобрял, но большинство и не возмущалось, предпочитая переводить разговор на другую тему. Только один старый полковник сказал мне прямо:
— Это срам. Но ничего против этого не поделаешь. Без буйства не обойтись, пока господ офицеров не будут наказывать за такие дела. Всякие ведь бывают люди… Вот и хочется кой-кому покуражиться над безответным мужиком.
Мне хотелось утешиться мыслью, что на это способны только армейские "недотянутые джентльмены". Недаром же сочинили стишок про мариупольских гусар:
В морду бьют на всем скаку
В Мариупольском полку.
Но компромиссного объяснения не получилось. Я узнал, что солдат бьют по лицу и в самых первых полках гвардии.
— Да, бывает, хоть и реже, чем в армейских частях… — с неудовольствием отвечал на мои вопросы гвардейский ротмистр. — Вот война пройдет, может, и с этим покончим, — добавил он и тоже заговорил о другом.
"Наш мир" казался мне избранным, достойнейшим, и потому я ухватился за эту смутную надежду. Она ведь позволяла и мне не задумываться над подлинными основами нашего строя.