Наступил день освобождения. Я, сонный, поплелся в УРЧ (учетно-распределительная часть), где мне спокойно объявили, что задерживаюсь до особого распоряжения. Меня предупредили, что с завтрашнего дня я должен выходить на работу.
Как раз в этот день с Большой Косалманки прибыл с этапом Сергей Федорович. На следующий день мы вышли в лесное оцепление. Зашли в глубь леса и долго, сидя у костра, беседовали. Я предлагал различные проекты: побег, голодовка, еще одно заявление на фронт, или убить кого-нибудь из ненавистных начальников. Сергей Федорович отверг все эти предложения. Он напомнил мне, что я не один, что сейчас никого не выпускают, а за побег и за голодовку судят как за контрреволюционный саботаж. Он рассказал, что недавно на Большой Косалманке расстреляли несколько человек, которые рассуждали в бараке по поводу окружения наших войск под Харьковом весной 1942 года. Несколько дней, ничего не делая, мы провели у костра. Бригадир, видимо, заявил начальству, и нас перевели на биржу. На бирже все было как на ладони, и нам приходилось, хотя и не в полную силу, участвовать в погрузке железнодорожных вагонов. Мимо проходили эшелоны с ранеными, которые снабжали нас махоркой, а иногда перепадали хлеб и сахар.
Свободное копирование
