Осенью Иван Алексеевич получил письмо от моего отца, в котором он уведомлял, что скоро вышлет за мной экипаж, и просил отпустить меня домой.
Весть эта всех встревожила. Просили Ивана Алексеевича не отпускать меня. Иван Алексеевич ответил моему отцу, что хотя для него воля родителей священна, но он не видит достаточной причины ехать мне в Корчеву, между тем как в его доме я имею все средства полезно употреблять время.
На это отец мой объяснил, почему мне необходимо ехать в Корчеву. Дело было в том, что он -- по привычке ли к независимой жизни или по недостатку взаимной симпатии с женой -- не ужился с нею и переселился в Тверь. Жена его с малолетней дочерью остались в Корчеве, но он давал им так мало на их содержание и на содержание оставшейся еще довольно многочисленной прислуги, что для обеспечения себя и дочери она решилась взять несколько учениц. Заниматься с детьми одной ей было затруднительно, и она просила отца моего взять меня домой -- ей в помощь. Открытие учебного заведения отцу не нравилось, самолюбие помещика, привыкшего к почету, страдало; но, чтобы избавиться от излишних расходов, он свалил все на прихоть жены, махнул рукой и обещал ей меня немедленно доставить. Пришлось расстаться. Я пробыла в доме Ивана Алексеевича почти полтора года. Слез было пролито довольно. Я не ехала, меня везли.