На обращение Саши к естественным наукам навела его встреча с племянником его отца, Алексеем Александровичем Яковлевым.
Алексей Александрович, спустя немного времени по смерти своего отца, переехал из Петербурга в Москву вместе с своей старушкой матерью Олимпиадой Максимовной, доброй, кроткой и глухой. Он нежно любил свою мать, и это было единственным теплым чувством в его сердце, охлажденном страданиями, которые он вместе с нею вынес от своего отца. Горе тесно соединило их. Он окружал ее старость вниманием и спокойствием. Мы слышали об Алексее Александровиче как о человеке ученом и очень странном, который ни с кем не знается, занимается только химией, много читает, отдаляется от женщин, и нетерпеливо желали его видеть.
Одним утром сидели мы в комнате Ивана Алексеевича, как вошел слуга и доложил: "Алексей Александрович Яковлев изволили пожаловать". "Проси", -- сказал Иван Алексеевич. В комнату вошел человек небольшого роста, с редкими волосами и длинным носом, в золотых очках, одетый очень просто. Луиза Ивановна знала химика и его мать с приезда своего в Россию и очень любила их. Она несколько лет не видалась с ними и встретила Алексея Александровича дружески. Иван Алексеевич принял нового племянника холодно и колко. Племянник не остался в долгу и ответил тем же. Он пробыл у Ивана Алексеевича недолго; поговоривши о посторонних предметах, они расстались с чувством взаимной ненависти, и после этого посещения видались очень редко. Прочие родственники, которых Алексей Александрович счел долгом посетить, приняли его также неприязненно.
Прощаясь, химик пригласил к себе Луизу Ивановну и нас. Мы не замедлили воспользоваться его радушием и стали бывать у них довольно часто. В передней нас всегда встречало несколько человек прислуги, у которых не было другого занятия, кроме курения табаку и игры на торбане. Один из них считал долгом провожать нас через несколько огромных зал, никогда не топленных, никогда не освещенных и оставленных в том виде, в каком они были при отъезде покойного старого барина в Петербург. В этих покинутых залах встречались ящики с уложенным в них хрусталем и фарфором, стоявшие без порядка на полу; на мраморных столах, с бронзовыми решеточками, на курьезных этажерках виднелись разные редкости, купленные на аукционах. К стенам прислонены были золоченые рамы, обращенные одни лицевой стороной к стене, другие в комнату. На потолках висели люстры, осыпанные хрустальными подвесками. На разноцветных мраморных подзеркальниках виднелись потускневшие бронзовые канделябры и разные бронзовые вещи; все было покрыто густой серой пылью, все как-то волшебно отражалось в вычурных, огромных зеркалах с позолоченными рамами. Пробираясь между ящиков и мебели, шагая через множество препятствий в виде веревок, клочков соломы и резаной бумаги, оставляя следы на пыли, покрывавшей пол, наконец разными переходами достигали мы жилых комнат. Саша останавливался у двери, завешенной ковром, осторожно приподнимал его и входил в кабинет химика, рядом с которым находилась и его лаборатория. Мы проходили далее и достигали комнат Олимпиады Максимовны.
Свободное копирование
