На следующий день я на байдарке выехал на хутора станицы Степной, встречался и беседовал с колхозниками и единоличниками, в частности, говорили по вопросу обобщения лошадей, но крестьяне признали, что им трудно мириться с тем, что нет у них больше лошадей в личном хозяйстве. Беседа была очень лояльная, не было раздражения и "подковырок", к которым мы уже привыкли. К вечеру я вернулся в станицу и увидел свет в окне партячейки. Зашел. Оказывается, собрали бюро партячейки, но не могли найти меня. На мой вопрос - зачем собрано внеочередное бюро ячейки, мне ответили, что имеются сведения, что ночью будет восстание женщин. Я был поражен, но признаться, не был уверен в правдивости этих сведений.
На бюро стали распределять роли каждого коммуниста, на случай если действительно начнется это восстание. Было, например, решено не отпускать по домам "конный полк" (так назывался отряд верховых активистов колхоза), ответственность за который взял на себя член бюро партячейки, председатель колхоза местный казак Лушпай. Председатель станичного кооператива казак Подопригора предложил выставить посты на колокольню, предполагая, что в случае восстания они будут бить в набат, что казалось мне преувеличением, перестраховкой. Было решено прервать заседание, чтобы разойтись по домам поужинать и сейчас же вернуться в партячейку и дежурить всю ночь. Одновременно разослали по квартирам станичных коммунистов, вызвав их на дежурство на всю ночь. Но, видно, за нами хорошо следили организаторы женского восстания: только мы разошлись, я со своим товарищем, например, находился на квартире почти рядом с ячейкой, мы собирались ужинать, как вдруг услышали громкий колокольный набат. Бросив все, побежали на церковную площадь и увидели толпы женщин, бегущих со всех сторон к церкви! Было странным, что набат был прерывистым: колокола то звонили, то переставали. Как обычно, церковь стояла посредине площади; когда мы подошли, вокруг уже были тысячи (!) женщин, но площадь продолжала пополняться. Мы кинулись разгонять женщин, а мой товарищ достал даже револьвер, чтобы стрелять вверх, попугать, но я вовремя остановил его, предложил спрятать револьвер. Мы продолжали уговаривать женщин разойтись, но только что освобожденное место заполнялось другими, и не было никаких надежд, что нам удастся освободить площадь от плотно наседавших женщин. Вдруг, совершенно неожиданно, толпа заколебалась, на противоположной от нас стороне площади она шарахнулась, пытаясь вновь заполнить освобожденные участки площади, затем отступила, и эта брешь все больше и больше расширяясь, дошла до нас. Но прежде чем мы заметили отлив толпы, увидели верховых, которые въезжали на площадь. Тем временем отступившие женщины разбегались, не возвращаясь больше на площадь, которая постепенно очистилась. Мы, коммунисты, уже никем не руководимые, действующие разрозненно, пытаясь разогнать толпы женщин - каждый на своем участке, только теперь поняли, что самым действенным оказался колхозный конный полк, который разогнал женщин с такой же быстротой, с какой они заполнили площадь. Восстание женщин закончилось в течение 6-8 минут после его начала, без произнесения каких-либо речей. Выяснилось, что причина прерывистости колокольного набата заключалась в том, что наш кооператор Подопригора, как только услышал колокольный звон, кинулся на колокольню и оттаскивал женщин, которые били в набат, но так как другие женщины хватались за него и оттаскивали, набег прерывался, пока вновь ему удавалось оттащить "звонарьщиц" от колоколов. Так продолжалось, пока на площади не появился конный полк Лушпая.