Наряду с нашим отрядом в операции по поимке бандитов участвовали и другие комсомольские организации. Например, ячейка Госбанка. При выполнении операции, у какой-то мельницы, комсомольцы этой ячейки нарвались на бандитов, которые открыли против них пулеметный огонь, был ранен в руку комсомолец Павел Выховский. У него были повреждены сухожилия, что привело к анкилозу двух пальцев руки. После этой операции, я почему-то был переведен в комсомольскую организацию Госбанка, хорошо был знаком с Выховским и Ильичевым Леонидом Федоровичем, будущим секретарем ЦК КПСС по идеологической работе, затем заместителем министра иностранных дел СССР. Но вскоре наша связь порвалась: Ильичев уехал в Москву, а Выховского я потерял из виду - он также исчез из Краснодара.
Что касается Ильичева, то с ним имели мы дело несколько лет тому назад, вот по какому случаю. Как-то вечером ко мне зашел мой друг Потыкян Борис Григорьевич. Он в молодые комсомольские годы работал подмастерьем литейщика на заводе Кубаноль, где Д.Ф.Ильичев был его мастером. В то время Борис Григорьевич совсем плохо знал русский язык. Затем его выдвинули на работу в Азово-Черноморскую армянскую газету "Мурч и Мангах" ("Серп и молот"). На второй день начала Великой Отечественной войны, когда я по моблистку явился в Штаб Северо-Кавказского округа, в Ростов-на-Дону, во дворе этого учреждения я встретил моего друга Бориса Григорьевича в военной форме: он был военным цензором. После войны он оказался в Краснодаре и четверть века проработал директором Краснодарского типолитографии. Он пользовался большим авторитетом среди производственников. Однако кому-то надо было, чтобы он уступил свою должность. И вот, придя ко мне, Борис Григорьевич рассказывал, что ему покоя не дают, все спрашивают, когда он уйдет на пенсию, подталкивают, но если ему сейчас уйти с работы, то пенсия его будет маленькой ввиду низкой зарплаты. Я переживал с ним эту неприятность и вдруг вспомнил, что когда-то он работал с Л.В.Ильичевым. Я предложил написать ему письмо, но Борис Григорьевич сомневался в том, что Леонид Федорович вспомнит его, а если даже вспомнит, будет ли он реагировать на его письмо. Но я уговорил. Написали письмо, я отпечатал его на своей машинке, дал ему подписать и спрятал. Борис Григорьевич, улыбаясь, стал просить меня отдать письмо, чтобы бросить в почтовый ящик, но я, зная его колебания, сказал ему: "Не беспокойся, завтра я сам его отправлю". И действительно, письмо я отправил; не прошло и недели, как Бориса Григорьевича стали вызывать и в Крайисполком и в Крайком партии и спрашивать: почему он жаловался, разве кто-то снял его с работы (между прочим, когда составляли письмо, Борис Григорьевич, тоже говорил мне: "Ведь не сняли же меня с работы", а я ответил ему: "Когда снимут, будет уже поздно!"). Но после этого (по-видимому, звонка из ЦК КПСС) прекратились "прозрачные намеки", резко улучшилось отношение к нему, и он спокойно поработал еще несколько лет, за это время увеличилась его зарплата, а следовательно, и право на большую пенсию. Тогда он сам решил уйти с работы.
Чтобы завершить рассказ о Б.Г.Потыкяне - комсомольце двадцатых годов и старейшем большевике Кубани, скажу о его скромности. Будучи коренным краснодарцем, десятки лет жившим с семьей в Краснодаре и работавшим на руководящей работе, он не имел квартиры. Его жена - Вера Григорьевна - жаловалась мне, что он ничего не делает, чтобы им дали квартиру. Уже много лет жил он в двух очень маленьких комнатах, во дворе типолитографии, где работал. Когда я спросил его, чем объяснить такую инертность к личным вопросам и к своей семье, он объяснил, что пока ему некогда, вот пойдет на пенсию, тогда будет добиваться квартиры. Но я ему сказал, что если он не добьется квартиры, пока занимает ответственный пост, то после перехода на пенсию это будет гораздо трудней. Однако он так и не поднимал вопроса о квартире и "очередь" за три десятка лет не дошла до него, пока он не вышел на пенсию, оставаясь в той же квартире во дворе типолитографии. И вдруг однажды, зайдя ко мне, он с улыбкой сообщил: - "А я квартиру получил!". "Как же ты получил квартиру"? - спрашиваю я. Он мне рассказал удивительную хитрость, совершенно не похожую на него (по-видимому, это была чья-то рекомендация): он зашел в председателю районного исполкома Совета, назвал его по имени-отчеству и спросил:
-- Ну, когда же вы мне дадите квартиру?
Председатель райисполкома стал ему отвечать формально, сухо:
-- Вам же известен порядок распределения квартир? Когда подойдет ваша очередь, тогда дадут вам квартиру!
Тогда мой скромный друг, "классически" подготовленный кем-то, говорит:
- А вы получили свою квартиру в доме N таком-то по улице такой-то, а затем другую, по ул. такой-то, в доме N..., затем третью, в которой Вы сейчас живете, по ул. такой-то, дом N..., квартира N... И все это у Вас по очереди?
-- Довольно! - воскликнул председатель райсовета, нажав на кнопку звонка. Когда вошла секретарь, он предложил ей оформить протокол заседания президиума Совета путем опроса членов презудиума, с резолюцией: "Предоставить тов. Потыкяну квартиру из 3-х комнат!"
Я был крайне удивлен и спросил:
-- Откуда ты узнал, что председатель райсовета получил квартиру трижды? - спросил я.
На что Борис Григорьевич ответил:
-- Из телефонных книжек! Они же переиздаются через каждые 2-3 года, а в них указывается адрес квартиры владельца телефона!
Но я не сомневался, что это была чья-то умная подсказка. Председатель райсовета понял, что если все это будет предано огласке, то вряд ли он сможет оправдаться, тем более, что старые квартиры наверняка передал родственникам, конечно, не соблюдая никакой очереди!