Не имея никакой возможности облегчить полуголодное существование семьи, наш отец приносил домой полфунта (200 г) черного хлеба, который он получал на работе, уверяя, что на работе он хорошо обедает. Но и этот жалкий паек, отрываемый от себя отцом, мало изменял тяжелое материальное положение нашей большой семьи. Поэтому он, понимая значение слова, задолго до пасхи стал рассказывать о каких-то больших продовольственных пайках (муки, масла, мяса, сахара), которые будет раздавать американское благотворительное общество "АРА".
К четверти фунта хлеба, который мы получали на человека, и полуфунтового хлебного пайка отца на всю семью, надо было иметь еще что-то добавочное, чтобы не умирать с голоду. Таким "добавочным" пайком служила одна рюмка объемом в 25 г. поджаренного на жестянке ячменя, которую толкли в ступе, вместе с отрубями заваривали на воде и ели как кашу. Но чаще этот поджаренный ячмень засыпали в рот в сухом виде, долго жевали и проглатывали сразу, чтобы "ощутить" прием пищи. Мой младший брат Вазген, наоборот, ел свой ячмень буквально по одному зернышку,чтобы продлить удовольствие процесса "приема пищи". Но ни он, ни мы с братом Сосом, не были сыты...
Я не помню, когда кончилось время нашего пребывания в ачордаране, но оттуда мы, такой же дружной семьей родственников, перебрались в новый дом, который находился на расстоянии около трех кварталов по Карсской улице под N 21. Каждая семья имела одну комнату, выходившая в коридор. В этом доме все заболели и брюшным, и возвратным, и сыпным тифами. Все мы уже выздоравливали, за исключением меня, когда моя тетя Рипсиме, ухаживавшая за нами, тоже заболела сыпным тифом и умерла. Когда я пришел в сознание от тяжелого тифа, заметил её отсутствие и заинтересовался: где же она? "Она уехала в Тифлис", - говорили мне, и я в это поверил, но удивлялся: зачем ей ехать в Тифлис и почему тогда она ничего не пишет нам?
Мы жили в том же доме, который находился в полутора кварталах от моей "службы", откуда я когда-то бежал, унося с собой мою трехмесячную зарплату, которая, как я уже говорил, равнялась одному литру водки за месяц! Сюда прибегал озверевший Мго, дорогих гостей которого я задержал с доставкой водки.
В последние шесть месяцев перед уходом турков из Александрополя мы вновь перебрались в новый дом N16 по Бебутовской улице, в одном квартале от предыдущего дома. Здесь опять жили наша семья и семьи двух Газарянов. Это был большой мощеный двор, с коричневыми воротами и калиткой, с кирпичными стенами. Во дворе был колодец, откуда брали воду. Мы, дети, очень любили садиться на стены двора и наблюдать за движением по Бебутовской улице (ныне ул. Горького).
Какое было счастье, когда однажды мы заметили непрерывные обозы турецких войск, идущих из крепости в сторону вокзала. Мы даже считали количество пушек (их было сотни!), которые шли на вокзал из крепости.
Вновь память подводит меня - я не помню, когда мы переехали из этого дома также в частный в дом возле церкви Григор Лусаворич, на Б.Слободской. Но здесь жила лишь наша семья. Однако помню хорошо, что это случилось лишь после ухода турок из Александрополя.
Свободное копирование
