Пятница. 4-го мая. 8 часов утра. Городня.
Вчера, собравшись и уложившись, мы поехали в Городню на почтовых. Первую станцию 15 верст до Еммауса проехали в 1 час 5 минут. В Еммаусе нам заложили тройку прекрасных серых лошадей и сел ямщик, малый лет 25, красавец собой. Я ему заметил, что его, должно быть, девушки любят, он промолчал. Повез нас с такой быстротой, что дух захватывало. Отъехав верст 5, он остановился отпустить постромки правой пристяжной. Я курил сигару. "Дайте, барин, сигарочки". Гурий Николаевич предложил ему трубку. "Пожалуйте - вот кабы водочки стаканчик опохмелиться". Я ему налил из фляжки, он выпил и поблагодарил. "Я, барин, перед вами скрываться не хочу, я маленько... тово... п_р_а_з_и_ц_к_о_й. А вы, барин, давеча сразу угадали; это точно, меня девушки оченно любят. Я все наше деревенское пиво пил. Только уж это пиво..." - А что? - "Беда. Как голова болит на другой день, не накажи господи! Стыдно народу-то, особенно баб. К другой приставал либо обругал. А что ломается-то! О, дура!.. Страшно сделается. Смотрителя боишься, старосты боишься. Ах!" - Тут он раза четыре неистово затянулся и сел на козлы. - "Вот спасибо, что охмелили человека. А это бабы, это девки - все наше. Ну, вы!" И со свистом, с гиком полетел как угорелый. 14 верст мы ехали 3/4 часа. В 3-м часу приехали в Городню и остановились в почтовой гостинице. Умывшись и напившись чаю, пошли к священнику. Отец Василий, седой старичок, с красным лицом и пунцовым носом, благословил нас вслух и принял нас даже несколько подобострастно, только с какими-то судорожными движениями. Легко можно было заметить, что он и с похмелья и пьян. Когда он сообщил нам некоторые нужные для нас сведения (которые Гурий Николаевич тут же записал), я попросил его указать мне рыбаков, у которых можно купить рыбы. Он сейчас послал пономаря, и тот привел рыбака с рыбой. Мы купили у него налима 10 вершков (с молоками) и двух окуней, одного 8 вершков, другого 5 вершков за 50 копеек серебром.
Батюшка предложил нам водки и принес из другой комнаты большой графин и дикой утки на закуску. Мы выпили по рюмке, и он с нами, потом он попросил по другой - выпили; посидев немного и помигав глазами, он сказал, что мы веруем в троицу, и налил по 3-й; выпили - и он, видимо, захмелел. Мы его звали к себе на уху, но он отговорился, что ему надобно ехать. От него мы пошли гулять кругом церкви, которая стоит на крутом, обрывистом берегу Волги и сверх того окружена рвом. Нас сопровождали пономарь и дьячок и сообщали нам много хорошего о рыбной ловле. Под ногами текла Волга, синяя от пасмурной погоды и подернутая рябью, несколько рыбаков, стоя в своих маленьких, вертлявых челноках, поднимали баграми верши, сверху шли черные лодки, которые, несмотря на усилия лоцманов, прислуги, находящейся на них, прибивало береговым ветром к противоположному берегу и наконец посадило на мель. Легкая двухвесельная глинковка с простонародными пассажирами пристала к берегу, и народ веревочкой потянулся по горе в село подкрепить себя для дальнейшего пути. За рекой зеленел поемный луг, его замыкал высокий сосновый лес, справа и слева изгибы и плесы Волги и несколько сел по берегам.
Прекрасная картина! Пришли домой, поели ухи и легли спать. Сегодня поутру занялись писаньем, пришел священник, и мы отправились в церковь. Церковь старая, с новой пристройкой. Особенно замечательны в ней царские врата, вероятно современные постройке, и подземный храм. Церковь так стара говорит народ, что ушла в землю.
