Меня разбудили в три часа ночи. Темно. Я поспешил одеться и вышел на крышу дома. Вдали слабый гул голосов.
– Не караван ли это отправляется? – подумал я про себя и постучал в комнату хозяина. Старик-араб вышел навстречу, и мы вдвоем спустились на улицу. Накануне мы сговорились, что он найдёт мне проводника-мукари с ослом до Иерусалима. Подходим к русскому дому. Здесь все тихо.
– А караван где? – спрашиваю.
– Давно ушёл.
Может быть не дождался меня нанятый вчера мукари или просто обманул, но только здесь осла не было для меня. Пришлось старику-арабу снова похлопотать с наймом осла и взять первого попавшегося. Я простился с гостеприимным хозяином, горячо благодарил за его внимание и поехал со своим проводником Салимом. Этот феллах из небольшой деревни близ Иерусалима главным образом занимался поставкой ослов для русских паломников. И теперь в караване он гонит их около десятка при двух работниках. Салим немного знал русских слов, но довольно для того, чтобы переговорить о необходимом с паломником. Он усердно угощал осла уколами своей острой палки, желая скорее догнать караван. Но его и след простыл!
По дороге к нам присоединились ещё запоздавшие паломники. Наконец, мы взобрались на край горы Назарета. Перед нами внизу темнела Ездрилонская долина. Стало чуть-чуть рассветать. Попадается навстречу П. П. Николаевский, инспектор галилейских школ Палестинского общества, с фонарем в руках. Поздоровались. Оказывается, он и эту ночь бодрствовал с паломниками и сейчас проводил их за город.
– Далеко теперь караван? – спрашиваю его.
– Порядочно. Но вы успеете его догнать ещё до первой остановки.
Мы попрощались с взаимными пожеланиями всякого благополучия и разошлись. Я удивлялся заботливости Павла Павловича о паломниках.
– Слава Богу, – подумал я, следя за удалявшимся огоньком инспектора, – здесь работают не по-чиновнически!
– Елла, елла (скорей, вперед)! – понукает осла погонщик.
Спуск в долину оказался очень трудным. Я предпочел идти пешком, хотя Салим и уговаривал меня остаться на осле. Позади нас ехала верхом толстая женщина и ругалась со своим проводником.
Вдруг громкий крик, и она свалилась на землю. Мукари снова подсадил её на осла. Я спросил неудачную амазонку, – не ушиблась ли она.
– Немного ногу зашибла.
Сойдя в долину, я снова сел на своего ослика, с высоко подтянутыми стременами, и в утреннем полумраке поехал среди полей.
Ездрилонская долина испещрена множеством ручейков, которые сливаются в одну речушку Нахр-Ель-Мукатта, или библейский поток Киссон. Это чрезвычайно плодородная долина – естественная граница Галилеи от Самарии – перерезывает гористую Палестину от Иордана до самого моря. В дождливое время года здесь едва можно пройти или проехать, но в моё время, то есть 27 марта, некоторое затруднение представляли только ручейки, и то не все. Мы нагнали караван во время переправы через один из таких ручейков. Иные паломники с удивительным самоотвержением, по колено в воде и иле, переходили прямо вброд; другие нанимали за «металлик» арабов и на их спинах верхом переправлялись на другую сторону. В этом случае большое преимущество имели все сидящие на ослах и мулах. Но и с ними нужно переправляться очень осторожно, потому что маленькие копытца их далеко уходят в мягкий иловатый грунт, и эти слабые животные иногда едва выкарабкиваются из воды.