Начало войны по-особому высветлило облик Опанасенко. Не могу сейчас утверждать в какой день от начала войны, но несомненно в самом начале ее, пришло распоряжение отгрузить немедленно на Запад весь мобзапас вооружения и боеприпасов. Смородинов, который долгое время был руководящим мобработником генштаба, возмутился: «Какой же дурак отбирает оружие у одного фронта для другого. Мы же не тыловой округ, мы в любую минуту можем вступить в бой. Надо идти к Опанасенко. Только его одного «там» могут послушать».
Как только Опанасенко понял, в чем дело, он не стал слушать дальнейших объяснений. Голова его быстро налилась кровью, и он рыкнул:
— Да вы что! Там разгром. Вы поймите, разгром ! А мы будем что-то свое частное доказывать? Немедленно начать отгрузку! Вы, — обратился он к начальнику тыла, — головой отвечаете за быстроту отгрузки. Мобилизовать весь железнодорожный подвижной состав и с курьерской скоростью выбрасывать за пределы фронта. Грузить день и ночь. Доносить о погрузке и отправке каждого эшелона в центр и мне лично».
Так впервые у нас на ДВК прозвучало слово РАЗГРОМ. В этой честной правде отличие Опанасенко от тех, кто информировал нас из Генштаба. Я написал «информировал», но это неправда. Нас по сути все время пытались дезинформировать. Не указывали, какой картой пользуются составители оперсводок. Указывая линию фронта, перечисляли наиболее незаметные пункты. Брали, например, небольшое селеньице рядом с крупным городом или даже высоту. А это сельцо или высота на картах разных масштабов названы (обозначены) по разному. И вот расстилаем карты всех масштабов, и один читает, а все остальные операторы лазят по картам. И не находим. Да разве же догадаешься, что составитель вместо большого отданного противнику города, называет высоту под городом. Помню одну высоту так и не нашли. Вызываю по прямому проводу направленца ДВК, спрашиваю, где? Отвечает — не знаю, ищите! — Так и пошли докладывать Опанасенко. Говорим, вот не нашли высоту. Он снимает ВЧ», вызывает того же направленца (полковника Шевченко): «Где такая-то высота?» Лицо Опанасенко мрачнеет. Он кладет трубку: «Высота!.. Вильно сдали». Вернулись мы от Опанасенко и сразу же нашли эту высоту на 100-тысячной карте. На всех других она не показана. Вот такие ребусы мы и решали каждодневно.
Но мы могли решать. Мы не воевали. У тех же, кто на фронте, этого времени не было. Да и квалификация у операторов там не наша. Значит, оперсводки генштаба они вообше не расшифровывают и не знают, что происходит на всех других участках фронта. Для этого и затеяна эта шарада. Лживый общественный строй не смог не лгать и на войне. И лгал с привычным лицемерием. И сводка написана, и послана, и истинное положение в сводке дано, да только никто этого не прочитает и истину не узнает. Тем более, что каждый раз надо искать по всей карте. Писалось так, что не поймешь: наступают, обороняются или бегут наши войска. Писалось, например, так: «Сокрушительными ударами войска (такой-то группировки) нанесли серьезные потери противнику и, отбросив его, передовые подразделения ведут бои на рубеже...» Естественно, что прочитав такое, начинаешь искать этот рубеж впереди вчерашнего рубежа. Потом уже начинаешь и позади, но где-то вблизи. Потом находишь где-то в 40-60 км. сзади. А некоторые армии, которые мы называли марафонскими, за сутки умудрялись отойти на 100 и более километров. Мы, разумеется, понимали, что этих армий уже фактически нет, что рубеж, который нам указан, занят какими-то тыловыми подразделениями, или вообще никем не занят, но только известно, что там, пока что, нет немцев. Как близки мы были к истине, свидетельствует генерал Штеменко в своих мемуарах. Он пишет, что офицеры оперуправления Генштаба, готовя оперсводку, обзванивали колхозы, спрашивая, не пришли ли к ним немцы.
Мы понимали губительность такой информации, но опять первым высказался Опанасенко. Просмотрев карту очередной оперсводки Генштаба, он задумчиво сказал: «Значит, воюют все только за себя. Что у соседей, что на других направлениях, никто не знает». Это была правда.
Свободное копирование
