Летом 1953 года зав. кухней назначили Нину Г-ую, молодую белокурую москвичку; она отказывалась, отбивалась от этой должности, даже плакала, но ее заставили, и тогда она крепко взялась выжимать из нормы на рыло все, что возможно, не утаивая ни крошки ни себе, ни другим. В столовой чудеса в решете: пирожки, беляши, картошка, салат, красная рыба! Все это полагалось нам получать и раньше, однако... Нина сама вела отчетность и хозяйничала в кухне с помощью кухарки и судомойки. Целый год мы сытно, даже вкусно питались.
Нине двадцать четыре года, она дочь генерала МГБ еще времен Ежова, выросла в атмосфере органов, бывала на вечеринках в кремлевских кругах. Она охотно, как бы в отместку, рассказывает всем и каждому о своем аресте: "На одном пиру меня напоили вином с какой-то снотворной примесью. Ничего не помню, проснулась в чужой комнате на диване, раздетая, под шелковым покрывалом. Открылась дверь, и вошел сам Берия, в пиджаке, в рубашке, при галстуке, но... без штанов... Начал приставать, я царапалась, кусалась, кричала - ему не удалось взять меня, разозлился и ушел. Одежда моя и шубка лежали рядом на кресле; у меня была нервная дрожь, кое-как оделась, кто-то меня выпустил, и я вернулась домой. Родителям ничего не сказала об этом мерзком случае, старалась забыть, но через неделю за мной пришли. Арестовали за то, что якобы слушала и передавала антисоветские анекдоты, но это неправда, я была чистой комсомолкой. В самое сердце поразил меня отец: представьте себе, я стою у двери под стражей, мама рыдает, умоляет, а он сидит за столом, читает газету и даже не смотрит на меня, лишь обронил: "Мы никогда не ошибаемся, помни: значит, так тебе и надо". Я ему этого никогда не прощу, выйду на волю - буду жить в общаге и учиться на адвоката, доберусь до правды!" Нине дали пять лет, но через два года выпустили по амнистии. Впоследствии узнала, что она поступила на юридический факультет.