В трех верстах от слияния Банек, в селе Губаслове, старшие братья Поляковы купили большой помещичий дом с флигелями, где постоянно у них гостили люди, любившие искусство. Оживленное, щедрое на выдумки общество возглавлял младший брат, Сергей Александрович Поляков, издатель художественных журналов "Весы" и "Скорпион", блестяще образованный человек, друг московских символистов, переводчик Кнута Гамсуна и других скандинавских писателей 900-х годов. В этой обстановке рос отец как художник.
Он был душой еще одного замечательного художественного кружка: в 1886 году образовались "Шмаровинские среды". Владимир Егорович Шмаровин, управляющий делами в конторе Поляковых, собирал картины и старинную русскую утварь - ковши, ларцы, чашки, стопки, ложки... и собирал он в своем милом домике с мезонином на Молчановке, около Собачьей площадки, интересных людей - художников, писателей, поэтов, артистов и любителей искусства - раз в неделю до ста человек. Евгений Соколов бывал там почти каждый день как самый близкий друг дома и близкий родственник. Жена В. Е. Шмаровина, Аграфена Александровна, была сестрой братьев Поляковых, странной пожилой женщиной, содержавшей двадцать восемь кошек, живущих и приходящих; их стойкий запах пропитал весь дом. Дочь Раечка, моя крестная, была тоже не без странностей - крайне застенчивая старая девушка маленького роста с прекрасными сине-серыми глазами, чернобровая и седая. Она хорошо играла на арфе, но так робела при чужих, что путала струны; она редко присутствовала на "средах", но близкие друзья часто поднимались к ней по крутой внутренней лесенке в мезонин, где она жила вместе с "нянечкой" и своей молочной сестрой "мисс Малиной" (Машей). За восемьдесят лет Раечка даже на Арбат выходила всего несколько раз.
Художники - члены "Среды" приходили к Шмаровину часов в 7 вечера, садились за длинный стол в большой зале, сплошь увешанной картинами. Для них было приготовлено все - бристоль, бумага, кисти, краски и т. д. Рисовали кто что хотел - акварели, графику, виньетки, карикатуры, а с 1892 года - обязательно Протокол "Среды", большой лист картона или бристоля, на нем в середине текст, по полям всякие рисунки. Общий стиль был принят народный, древнерусский (он был тогда в моде) и очень забавный: адреса, меню, речи и тосты обыгрывались в шутливом тоне; у "Среды" был свой устав и гимн "Недурно пущено". К 10 часам подходили гости; инструменты убирались со стола, произведения выставлялись напоказ, устраивалась лотерея и распродажа. Практично были налажены денежные дела "Среды". Художники платили членские взносы; Шмаровин продавал их работы гостям и художественным магазинам, на эти средства организовывалась следующая "Среда". Каждый член мог привести или пригласить трех гостей. В полночь на том же столе был накрыт обильный ужин с обильной выпивкой. Владимир Егорович восседал рядом с бочкой пива, Евгений Соколов разливал его по антикварным кубкам. В торжественных случаях пили из "ритуального" кубка Большого орла. Говорили об искусстве. Читали стихи. Пели. Острили. Веселились и танцевали до утра. Пьяных относили в "мертвецкую", где они отсыпались на широких диванах. Два-три раза в год устраивались балы и вечера с такими затеями, как, например, "обжорная среда" - конкурс самодельных блюд. Художник Синцов принес разрезанное пополам крутое яйцо размером 60x40 см и получил первый приз (он сделал его из ста куриных яиц, сварив желтки внутри белков в бычьих пузырях на нитке). В другой раз Евгений Соколов превратил зал и гостиные в подводное царство; дамы были в костюмах русалок - разумеется, не в бикини - в те приличные времена это было бы very shocking. Или под Новый год поехали на розвальнях ряженые в валенках и тулупах поздравлять знакомых миллионеров. Плясали у них под дудку и балалайку, а вернувшись на Собачью площадку, - вальс и танго во фраках. Компания молодых художников, присутствие маститых, встречи с цветом московской литературы "серебряного века" принесли отцу великую культурную пользу. Растворяясь в среде "Среды", он все силы вкладывал в ее оформление, в это беззаботное, горящее творчеством и весельем общество. "Среда" просуществовала до 1918 года; после революции было, во-первых, опасно собираться; во-вторых, не было денег; в-третьих, состарился Шмаровин, переехавший из конфискованного особняка в квартиру пианистки Лентовской. Он умер в 1924 году.