Из книги Наталии Павловны Королёвой: «Но каким бы ни было заступничество Усачёва, он не смог спасти будущего главного конструктора космических кораблей от недоедания и болезни. Через несколько месяцев работы на прииске Королев стал доходяга. И тогда его взяла под свою опеку лагерный врач Татьяна Дмитриевна Репьева, выпускница Горьковского мединститута. Она приняла Сергея Павловича в штат больницы санитаром, затем положила в стационар, ставила общеукрепляющие инъекции, достала картошку, которой спасала больного от цинги. Татьяна Дмитриевна в 70-90 годы жила в Сусумане, районном центре, ее знали все и очень уважали. За время репрессий она спасла таким образом около 80 заключенных. Как ни странно, Королёва она не запомнила на фоне ещё больших людских страданий. В любом случае, зиму 1939 года Сергею Павловичу было не вынести. У него была сломана челюсть и прогрессировала пилагра, травмирован череп, и он потерял от цинги 20 зубов».
Савоева Нина Владимировна вспоминала:«В медпункте у меня было два санитара… Однажды они пришли ко мне и сказали, что в бараке, куда помещали освободившихся из лагеря, как правило, доходяг, одному зэку стало плохо, кровь пошла у него горлом. Бригадир велел ему вернуться в лагерь.
Проходившие мимо санитары, видя, насколько он плох, завели его в барак "свежих вольняшек" и пристроили к печке. Парнишка молодой, его было очень жалко.– Ведите его сюда, – сказала я.
И впрямь: бледный, истощённый, с горящими глазами, с хорошим лицом – он вызывал сочувствие. Ему было лет двадцать, осуждён он был по 58-й статье, и очень было похоже, что у него туберкулёз… Он пролежал у нас более двух месяцев. Мы его хорошо кормили, лечили. Он окреп. Может быть, ещё полежал бы, если бы в этот же стационар не поступил с каким-то острым заболеванием надзиратель первого лагпункта. Он узнал заключённого, который давно числился в побеге. О своей находке он сообщил командиру дивизиона ВОХР и оперуполномоченному… Меня начали трясти как пособника побега. Только вмешательство начальника санотдела Чай-Урьи Татьяны Дмитриевны Репьевой уберегло меня от беды. Её доводами были моя молодость, неопытность в колымской специфике, движение врачебного долга.»
В предвоенные и военные годы прииски Чай-Урьи укомплектовывали «отходами» и «отбросами» с других приисков, и когда этапы прибывали на Чай-Урьинские прииски, особенно – на Чкаловский, из машин нередко вынимали уже окоченевшие трупы.
Нина Владимировна металась между лагерем и приисковой администрацией. Всё, что ей удавалось выбить, выдрать, выкричать для лагеря, казалось каплей в море, тонуло в кошмаре лагерного бытия.
Я писала рапорты во все эшелоны дальстроевской власти, вплоть до самого начальника Дальстроя… без какого-либо успеха. Кусок не лез в горло, и сон не шёл.
Я чувствовала, что нахожусь на подозрении у администрации, охрана смотрели на меня с неприязнью и удивлением. Начальник отряда ВОХР сказал мне как-то:
– Что-то вы больно печётесь о врагах нашего народа и нашей Родины. Смотрите, чтоб не кончили плохо». . Единственный человек из администрации, относившийся ко мне с пониманием, интересом и сочувствием, был мой прямой начальник — начальник санотдела Чай-Урьи Татьяна Дмитриевна Репьева, женщина с царственной внешностью и государственной головой. Шел 1942 год. Беседуя со мной в своем кабинете, она сказала мне:
- Нина! Тебе на Чкалове оставаться больше нельзя. Тебя невозможно узнать, ты заболеешь, ты на грани нервного срыва. Ты знаешь, я тоже сочувствую заключенным и делаю для них все, что могу. Но можем мы с тобой не так уж много. Я дам тебе отпуск и пошлю недели на две на Талую, ты отдохнешь, отвлечешься и подлечишься, а там будет видно.
После непродолжительного моего пребывания на Талой я была отозвана в Магадан. Меня направили в центральную больницу УСВИТЛА заведующей урологическим отделением.»
Всё та же Репьева, оценив ситуацию, отправила Нину Владимировну в отпуск. Затем она была отозвана в Магадан и, после непродолжительной работы заведующей урологическим отделением центральной больницы УСВИТЛа, в конце лета 1942 года приняла больницу Севлага в таёжном посёлке Беличья. И с этого момента принцип «Всё для больного!» стал законом для всех, а его несоблюдение стало несовместимым с пребыванием в больнице.
Председатель Боровичской секции жертв политических репрессий Калинина Вера Фёдоровна рассказывала, что была дружна с известным на Колыме врачом, кавалером ордена Ленина Татьяной Дмитриевной Репьевой, которая в своё время спасла жизнь Сергею Павловичу Королёву. Он до декабря 1939 года отбывал заключение на прииске Мальдяк. От неё Вера Фёдоровна узнала такую историю. В числе репрессированных, пригнанных на Колыму, был и директор одного из крупнейших московских заводов Усачёв. Он был крепким, высоким, ещё не успевшим растратить свои физические силы.
Когда он оказался в лагере на Мальдяке, местный авторитет безропотно отдал ему бразды правления. Провёл по лагерю – с целью знакомства углу в тряпье. «А это что?» – спросил Усачёв. «Это Король, он уже не жилец…». Разрыли тряпки. Усачёв, хотя и с большим трудом, но узнал Королёва, с которым хорошо были знакомы в Москве. И отдал команду: немедленно в лазарет! Татьяна Дмитриевна Репьева выходила и спасла для нас будущего конструктора космических кораблей.
Приехав на отдых в Москву, Татьяна Дмитриевна Репьёва писала письма своему зятю. Одно из писем он вспомнил и рассказал о его содержании. «Алексей, если в Москве мне будет что-то нужно, то я смогу сделать всё. Так как родственники, да и сами заключённые мне благодарны и помогут во всём»
20 июля 1939 года в бухту Нагаева 4 рейсом под номером 236438 прибыл заключённый. Этим заключённым оказался Сергей Павлович Королёв. Как и множество других заключённых он был осуждён по 58-й статье. Через неделю его перевели в Мальдяк на золотые прииски. Заместитель начальника главэлектро Юрий Флаксерман попал в тот же лагерь чуть позже Королёва, зимой 1938 года. Он свидетельствует: « Вечная мерзлота не позволяла работать быстро. Глубина добычи золота составляла 30-40 метров. Вечная мерзлота не позволяла работать быстро. После осеннего непрерывного дождя внезапно ударили морозы -20-25 градусов. Люди полуголодные надевали на себя мокрую одежду, которая моментально становилась колом на теле. Наступила пурга, и транспортная связь с внешним миром была прекращена. Голод наступал всё сильнее и сильнее. Из 700 с лишним заключенных выжила только половина.
Заключенных, сгорбившихся от холода и голода, называли доходягами. Через некоторое время и Королёв стал доходягой. У него была сломана челюсть, травмирован череп, прогрессировала пеллагра, и потерял от цинги 20 зубов. И тогда его под свою опеку взяла лагерный врач Татьяна Дмитриевна Репьёва.
Королёв пробыл на приисках недолго, но это было очень тяжёлое для него время. Приговор был отменён ещё до приезда Королёва на Колыму, но он ещё об этом тогда не знал. Семья знала, и мать приезжала в Москву для пересмотра дела. Конструктор Туполев, разрабатывал проект пикирующего бомбардировщика и просил у НКВД и у начальства пофамильно 150 самых способных авиаинженеров. Среди этих фамилий значился и Королёв. 23 декабря 1939 года Сергей Павлович прибыл во Владивосток, а 2 марта 1940 года в столицу.
Воспоминания Людмилы Кузьминичны Солоницкой.
« Сегодня мы скорбим по жертвам политических репрессий. Это день по истине всенародной скорби. В 20 веке от рук тоталитарного режима несправедливо пострадала почти каждая семья. На днях в редакцию пришла жительница нашего города, ветеран Людмила Кузьминична Солоницкая. Вот что она сказала: « Я родилась в Кургане, окончила 32-ю школу. По специальности я- маркшейдер. Последние 9 лет – снова в Кургане. Вышла замуж и уехала в Магадан. В 1970 году я работала секретарём в директорской прииска. Однажды к мужу в кабинет пришли сотрудники КГБ. Мне поручили вызвать Цадика Георгиевича Виробьяна. Его забрали с 4 курса Ереванского университета « за участие в молодёжной организации». Он отбыл весь положенный срок, но не имел даже права выехать в райцентра. И вот ему выдали справку о реабилитации.
Когда Цадик Георгиевич вышел из кабинета начальника прииска, у него из глаз не переставая лились крупные слёзы. Он сказал: « Теперь я могу ехать в Армению. Но к кому ехать?- Так и остался работать старателем. Там и умер. Мне захотелось по больше узнать о годах репрессий. В том же 1970 года знакомый шахтёр дал почитать книгу Дьякова « Встреча с прошлым». В 1974 году произошло ещё одно событие, поразившее всех. Житель посёлка Георгий Васильевич Евстафиади увидел фото конструктора космических кораблей Сергея Павловича Королёва с пионерами в газете « Пионерская правда », и сказал знакомым: « Так он же был у нас на прииске, вместе с другими заключёнными добывал- золотоносный песок! Я его помню. В 90-е годы я работала в отделе кадров. В его сейфе бессрочно хранятся рабочие карточки так называемого спецконтингента. Не раз я видела записи своих земляков из Шадринска, Лебяжьевского и Звериниголовского районов, да вот не догадалась записать. В 1991 году к нам приехала Наталья Сергеевна Королёва, доктор медицинских наук, профессор, очень открытый и доброжелательный человек. Её встретили очень тепло, она подробно спрашивала о пребывании отца в лагере. Вот что нам тогда удалось выяснить. 20 июля 1938 года в бухту Нагаева 4 рейсом прибыл с Большой земли пароход « Дальстрой». В трюмах он привёз живой груз. Вместе с сотнями других на этапе числился заключённый № 236438. Через неделю его привезли на Мальдяк. Мальдяк- небольшая речка. На эвенкийском языке это место, куда приходят за дровами. Однако возможно и другое, якутское происхождение названия: « заход и восход в одно и тоже время двух солнц». Геологи нашли здесь золото 1935 году. По невероятному совпадению, как раз в те дни, когда Королёва везли на прииск, геолог Б. Вронский в эксплуатационном разрезе прииска на глубине 4,6 метра нашёл космического гостя- железный метеорит весом 922 грамма.
Наталия Королёва в книге «Слово об отце» писала, что отец попал в лагерь, где лечила его женщина врач Татьяна Дмитриевна Репьёва. Она с ней встречалась на Колыме в 1991году. Н. Королёва напомнила ей, что Татьяна Дмитриевна приносила из дома картошку, из которой отец и другие больные цингой выжимали сок и натирали им свои дёсны.
Далее Наталья Павловна пишет: «в то страшное время врач Репьёва осмелилась обратиться к начальнику Дальстроя К. А. Павлову с просьбой об улучшении рациона и медицинского обеспечения заключённых. И…добилась своего».
