05.02.1936
Москва, Московская, Россия
5 февраля
Сегодня пришел от В.Э. в четвертом часу ночи.
Замечательный разговор о многом и в том числе об его личном... Уж не знаю, имею ли я право это все записывать...
В.Э. был со мною предельно доверчив и искренен. Когда я сговаривался с ним по телефону о том, что приду, он попросил не звонить, а тихо постучать ровно в 9 часов («Смотрите, только ровно, я буду слушать у двери») в дверь, которая обычно бывает закрыта (на площадку лестницы выходят обе двери его квартиры: и справа, и слева. Эта дверь ведет прямо в ту часть коридора, которая ведет к кабинету). Прихожу ровно в 9 и стучу. Он сразу (похоже, что действительно ждал за дверью) открывает сам и просит говорить шепотом, чтобы З.Н., спящая в соседней комнате, не проснулась и не знала, что он работает... Говорим минут двадцать шепотом, потом В.Э., увлекшись чем-то, сам повышает голос и сразу раздается голос З.Н.: «Севочка, кто это у тебя?..» В.Э. комически играет страшный испуг и отвечает успокаивающим голосом: «Спи, Зина, — это только Гладков...»
З.Н. спрашивает, не хотим ли мы чаю. Нам подают чай и мы уже говорим обычным тоном, тоже по ее просьбе («Только не шепчитесь. Это меня нервирует»).
Начали с книги, а потом говорили обо всем.
Запишу только один штрих...
После того, как В.Э. уже глубокой ночью откровенно и горько говорил о своем настроении, мы перешли снова к книге, и В.Э. захотел мне показать какой-то старый журнал со своей старой статьей. Он сел на корточки, разыскивая журнал на нижних полках книжного стенда, и вдруг, обернувшись и не вставая, заговорил, прервав течение разговора, о том, что он подумывает, чтобы поступить как Маяковский, т.е. о самоубийстве... «Ведь не дадут жить, не дадут... Вы читали, что написано о Шостаковиче... Маяковский был прав... Я об этом часто думаю...» Я похолодел и стал лепетать, что Маяковский был поэт и одинок, а В.Э. окружает целый коллектив и ему одиночество не страшно, и потому ранимость у человека театра иная, чем у поэта, и прочую ерунду. Он слушал меня, сидя на корточках, потом, ничего не сказав, стал снова искать журнал и тогда уже поднялся... (Часть разговора, вернувшись ночью, я записал в блокноте.)
Сегодня утром, проснувшись, я вдруг почему-то сразу вспомнил все это и страшно испугался. Я как-то вдруг поверил, вот тут, дома, в то, что фраза В.Э. о смерти была серьезна, и, вскочив, босиком бросился в коридор посмотреть, нет ли в газете трагического сообщения (что было вполне глупо, ибо если бы даже это и произошло, то не могло бы попасть в газеты еще). Я провел два часа, не зная, как узнать и кому позвонить, и, наконец, решился позвонить личной секретарше В.Э. — Александровой. Я спросил ее, как сегодня здоровье В.Э., и только когда она мне ответила, что хорошо и что он собирается выходить, я успокоился.
Днем в театре совещание по «Клопу». Я выступаю. В.Э. со мною нежен и хвалит меня. Завтра начнутся репетиции.
В эти дни прочел «Фиесту» Хемингуэя. Прекрасно!
В театре «Ревизор».
Как позднее вспоминал Гладков, в 1935 г. «…В.Э. задумал выпустить новым изданием свою старую книгу “О театре”, дополнив ее новыми материалами. Как-то в разговоре с ним я рассказал ему свои соображения о возможном содержании книги, и вскоре после этого В.Э. уже формально поручил мне ее подготовку.
В 1936 году книга, в основном, была составлена. Ее объем значительно превышал старую дореволюционную книгу “О театре”, хотя многое оттуда было им забраковано
У старой книги был эпиграф:
“Если даже ты съешь меня до самого корня, я все-таки принесу еще достаточно плодов, чтобы сделать из них возлияние на твою голову, когда тебя, козел, станут приносить в жертву.
Аскалонец Евен ”.
Однажды я спросил его, кто был этот Евен.
Он хитро посмотрел на меня и рассмеялся.
— Это знает на всем свете один Вячеслав Иванов, — сказал он. — Он мне и нашел это. А что? Хорошо?
Я спросил, оставим ли мы этот эпиграф и для новой книги.
— Нет, надо что-нибудь новое. Вот вы и поищите.
Я предложил ему из “Гамлета”: “Он был вооружен от головы до ног” Сначала ему понравилось
Через несколько дней, однако, он принес мне другую страничку. На ней его рукой была написана фраза:
“Меня будут упрекать за смелость, до тех пор, пока, поняв до конца, не упрекнут за робость.
Анатоль Франс ”.
— Откуда это, Всеволод Эмильевич?
— Из предисловия к “Жанне д’Арк”. А что? Хорошо? — Он торжествующе смотрел на меня. — Перепечатайте на машинке. Посмотрим…
Я перепечатал. Эта страничка и сейчас хранится у меня.
Работа над книгой закончилась к началу 1937 года. Напечатать ее не удалось. Предварительное согласие одного издательства было взято назад. Мейерхольда это очень огорчило » (Гладков, с. 55).
Статья в «Правде» «Сумбур вместо музыки», резко критиковавшая творчество Д.Д.Шостаковича, появилась 28 января 1936 г. Нападки сосредоточились на опере «Леди Макбет Мценского уезда» («Катерина Измайлова»); одновременно статья ударяла и по Мейерхольду: «Это музыка, которая построена по тому же принципу отрицания оперы, по какому левацкое искусство вообще отрицает в театре простоту, реализм, понятность образа, естественное звучание слова. Это — перенесение в оперу, в музыку наиболее отрицательных черт “мейерхольдовщины” в умноженном виде». Статья, напечатанная без подписи (что воспринималось как выражение официального мнения ЦК ВКП(б)), была, однако, авторской — ее написал политический журналист Д.И.Заславский по заданию «высшего руководства» (т.е Сталина): «Указаний было точным счетом только два: заглавие статьи “Сумбур вместо музыки”, идея: музыка такого рода может привести к мейерхольдовщине». См. письмо Д.И.Заславского музыковеду М.М.Гринбергу от 5–6 июля 1953 г., опубликованное Евг. Ефимовым (Ефимов Е. Прокофьев и Шостакович между Диезом и Бекаром: Переписка Д.И.Заславского и М.М.Гринберга (Сокольского) // Наше наследие. 2013. №105. С. 129-130).
Дата публікації 30.04.2018 в 17:19
|
Свободное копирование
