Мой двоюродный брат Василий смастерил для меня деревянный пистолетик. До войны такие детские «игрухи» стреляли зеленым горошком, но летом 1942 года пистолетик мог пулять только маленькими камушками, ибо в нашем концлагере номер восемь – в цепи Ильинских финских концлагерей для русских гражданских жителей Карелии, что расположился вдоль красивой речки Олонки, - не было ни гороха, ни хлеба, а была лишь жухлая подснежная крапива, сморщенная морозами гнилая картошка, да свекольная бурда голодного лагерного пайка. Финны предполагали, что после стремительной гитлеровской победы над СССР, Карелия автоматически перейдёт в лоно земель «Великой Финляндии».
Все "рюсси", согласно финско-германскому договору, будут отправлены в тундру Сибири - на остаточные территории "Рюссляндии " для естественного окончательного вымирания.
С первых дней войны началась «финнизация» старинных славянских земель под лозунгом: "Финляндия - для финнов". Русских жителей Карелии оптом загоняли за колючую проволоку концлагерей.
Для нас прошлая мирная жизнь казалась далёкой, но реальной сказкой довоенного мирного времени. Не прошёл ещё один год плена, а всем представлялось, что «советский рай» простой мирной жизни был "сто лет" тому назад…
В первую лагерную зиму только наше большое семейство не посетила голодная смерть. Весна 42 года принесла надежду на дальнейшее выживание. Все надеялись, что земля и воды Олонки прокормят нас. Как то в последний месяц весны моя мама вышла под вечер из барака - подышать свежим воздухом. Белые ночи Севера раздвинули время дня за пределы комендантского часа. По приказу начальника лагеря капитана Лааксо все часы у заключённых были конфискованы, Инне казалось, что до запретного часа осталось довольно много времени.
Прогуливаясь вдоль берега Олонки, она с грустью вспоминала далёкую сказку - счастливое довоенное время. Возвращаясь в барак, не увидела, что в её спину с ухмылкой смотрит сержант лагерной охраны Лоури Виртанен, прозванный за свою ненависть ко всем «роюссям» Койрой. («Койра» - в переводе на русский – «собака»)
Ещё в зимнюю кампанию он был контужен русским снарядом. По состоянию здоровья его из 13-го пехотного полка перевели в тыловое охранное подразделение. В тридцать девятом году его невеста погибла в Хельсинки под обломками дома, разрушенного бомбой советского бомбовоза. Вступил в фашистскую военную организацию «Шюцкор» и добровольцем ушёл на войну. Был убеждён, что во всех его личных бедах виноваты только одни «русси».
На свою презрительную кличку «Койра» он не обижался. Даже гордился, объясняя всем, что он «настоящий сторожевой пёс Финляндии и готов умереть за Родину в любой момент». В концлагере Койра щеголял в персональной униформе шюцкоровца. С гордостью носил на рукаве мундира эмблему «S» финского националиста, а на его офицерской портупее красовался особый отличительный значок Финской Карелии. Сержант был пропитан такой ненавистью ко всем русским, что в любой момент он мог с улыбкой пристрелить хладнокровно первого встречного «рюсся» любого возраста и пола. Любимой забавой контуженого боевика сторожевых отрядов была охота на русских женщин - нарушительниц комендантского часа. Ему доставляло сексуальное удовольствие неожиданно подкрадываться к молодым «кралям» и щекотать острием штыка женскую грудь. На мою городскую маму он уже давно смотрел с нескрываемым вожделением.
Взглянув на часы, установил, что "мадам рюсся" уже десять минут как грубо нарушает комендантский час! Лицо его засияло удовольствием:
- Отлично! - размышлял сержант. - Мадам нахально попирает лагерные
приказы!
Койра прикоснулся штыком к спине Инны:
- Стой! Рукки вверх! Ти наруссила прикказ! Сейчас я будду тебя немносько накказывать, рюсь баба.
Мама спокойно подняла руки вверх и медленно повернулась лицом к Койре. Сержант, криво ухмыляясь, штыком попытался расстегнуть верхнюю пуговицу её кофточки.
Неожиданно мама ухватилась двумя руками за острое лезвие штыка и отвела карабин в сторону. Койра опешил от такого нахальства молодой красивой женщины. Привычным движением бывалого солдата он выдернул нож-штык из ладоней Инны: на землю закапала кровь. Койра сделал на шаг назад и, как учили, развернув карабин, прикладом винтовки, ударил мою мамочку по голове. Удар был не сильным, но Инна, свалившись на землю, потеряла сознание. Койра тупо смотрел на приклад. Потом, отойдя к стене барака, долго мочился на стенку, нервно потряхивая свой член. Дмитрий Иванович, с искаженным от ненависти лицом, бессильно смотрел на происходящие через окно барака. Койра постучал в стекло и махнул ему несколько раз рукой, приглашая выйти на улицу. Дядя Дмитрий и Катерина стремглав выскочили из барака. Осторожно подняли Харитину и внесли в помещение.
Я метался вокруг бесчувственной мамы, заглядывая в глаза к дяде Дмитрию:
- Дядя Дима, дядя Дима! Мама не умерла? нет? она поправится? Мама, мамуля! Не умирай, прошу тебя! Ты хорошая! Не умирай! Мама Инна! Что с тобой! Как я буду жить без тебя, моя мама-мамочка...
Моей маме тогда было лишь тридцать лет. Молодая, сильная, красивая, плясунья, певунья, хохотунья, озорница. Мне показалась, что она умерла. Но через неделю мама пришла в себя. Я не отходил от мамы ни на шаг. Смешил её и постоянно гладил её по голове, а про себя обдумывал убийство Койры. С этой целью сговорил старшего двоюродного брата Василия сделать для кровной мести деревянный пистолетик. Василию было шестнадцать лет. Умелец, золотые руки. Вырезал из дерева голубей, ложки, рюмки, стаканчики, тарелочки; мастерил чудные шкатулки с секретными запорами; делал дудочки, свистульки и даже изготовил для совсем маленькой сестры Людмилы стульчик для ночного горшка. Смастерить деревянный пистолетик ему было пустячным удовольствием.
Через три дня игрушечный пистоль для Евгения был готов. Всё было, как положено: пистолетик стреляла мелкими камушками силой натянутой резины. Я был доволен. Каменная пулька летела на три-четыре метра. План мести Женя решил осуществить в очередное летнее воскресение. В это день - группе детей из лагеря номер восемь разрешали посещать лагерь номер девять, в котором содержались гражданские заключённые родственников и знакомых. Охранять несовершеннолетних визитёров приказали шюцкоровцу. Койра тщательно пересчитал пленных детей, закинул карабин за плёчо и дал команду к движению. Впереди детской колонны шла моя бабушка Таня . Рядом с Койрой шагал я. Моя ладошка крепко сжимала рукоятку деревянного пистолетика, спрятанного в кармане детских штанишек. Отошли от лагерных ворот метров на двести, когда Койра приказал детям остановиться: ему захотелось выпить несколько глотков водки из походной фляжки. Для меня наступил момент мщения.
Койра отвинтил пробку фляги и, запрокинув голову, залил порцию хмеля в горло. Я достал из кармана деревянный пистолетик, натянул резиновый пуск, в ствол положил маленький камушек. Прицелился прямо в сердце финского сержанта. Койра опустил голову, завинчивая горлышко фляги. И тут он заметил, что я, русский, почти семилетний мальчик, закрыв левый глаз, целится ему в сердце. Опьяневший Койра сразу ничего не понял. Я спустил большим пальчиком резиновый боёк и громко крикнул:
- Пух!..
Каменная пулька вылетела из ствола и угодила в мундир сержанта.
Койра побледнел:
- Этот русский пацан не играет в войну. Он воюет! Он решил убить его по-настоящему! Маленький рюсся, рано или поздно, всё равно убьёт его! На одной земле им не жить вместе! Этот малыш был, есть и будет всегда его кровным врагом. Он - будущий русский солдат!
Водка, смешенная с кровью, атаковала мозг Койры. Дрожа от ненависти, он подошёл ко мне. Вырвал из его рук моё деревянное оружие; швырнул на землю; растоптал игрушку кованым солдатским сапогом. Сдернув с плеча карабин, передёрнул затвор, послав патрон в казённую часть. Приложил приклад к плечу. Прицелился мне в лоб. Я понял, что сейчас меня будут убивать. Повернувшись, я бросился бежать в сторону лагеря: там мама Инна. Она меня защитит!
Со слов бабушки Тани – Койра тщательно прицелился в спину убегающего внука. Бабушка Таня фурией бросилась к Койре; повисла на карабине, стараясь отвести ствол карабина в сторону от внука:
- Не стреляй, сволочь! Убей меня! Побойся Бога! - кричала она высоким пронзительным голосом, мешая русские, шведские, финские слова:
- Не бери грех на свою душу, детоубийца! Не убивай невинное дитя!
Койра пытался лягнуть её ногой, но Татьяна продолжала цепляться за его сапоги, хватала за портупею, всячески мешая ему прицелиться:
- Остановись, изверг! Ты уже убил моего сына Петра. Теперь хочешь убить моего внука. За что? За игрушечный пистолетик? Не дам! Убей меня! Я своё - отжила! Пощади мальчика! Побойся Бога, Койра, проклят будешь!»
Я споткнулся, упал. Койра опустил карабин. Хмель прошёл моментально. Не так просто шуцкоровцу, даже на войне, убить ребёнка. Перепуганные дети сгрудились в молчаливую кучку. Сержант опять приложился к фляге и полностью её опустошил. Анна бросилась ко мне. Повернула лицом вверх. Я лежал без сознания. Глаза закатились. Из глазницы страшно смотрело два бельма. Штаны были мокрыми спереди и сзади. Причитая молитвы, старенькая Татьяна подняла меня на руки и бегом, как могла, ковыляя, пытаясь бежать, понесла родного любимого внука в сторону лагеря. Сержант махнул детям рукой, и колонна «пленных» маленьких «рюссей» начала возвращаться домой – в стойло бараков.Койра спотыкался, а за ним гуськом, как утята за уткой, плелись пленные русские дети. Шли, молча без слёз, без плача.Мама поседела. Бабушка стала заговариваться. Часто гладила меня по голове и называла «Мой Петя»
********
Через два года Василий подкараулил Койру при поспешном бегстве лагерной охраны. Русское «ура» уже гремело за лесом. Все концлагерные годы Василий тайно собирал боевой настоящий наган, стреляющий настоящими пулями.
Койра, по большой нужде, заскочил в лесную рощицу на берегу Олонки. Снял штаны, присел на корточки под сосной, и тут же получил пулю в затылок: «За тётю Инну! За Женю маленького! За издевательства над всеми «рюссями».
Василий плюнул на труп «Койры», выругался по-русски, и ногами столкнул его с речного обрыва в чистые воды Олонки. Так сержант Койра навсегда исчез из человеческой жизни. Собаке "Койра" - собачья смерть!
