6-ой день похода.
15.VIII.39.
Итум-Кале - дер. Хахачу.
35 км.
Чистое и свежее утро обещает хороший день.
Завтракаем в дорогу - плотно. Наново укладываем рюкзаки: часть вещей и все продукты идут на вьюк. Проводник что-то опаздывает - тревожимся: "Неужели опять неудача?".
Но вот и он - со всей своей ишачьей семьей - ишак-мама - резвое, не без хитрости и лукавства, существо, флегматичный, но упрямый ишак-папа и маленький веселый ишаченок.
Ребята с Абдул-Кадиром, снова идут в Райсовет, ставить печать на договор и возвращаются оттуда взволнованные. Рассказывают, перебивая друг друга, что во дворе милиции лежит, убитый сегодня ночью, бандит - глава знаменитой шайки; что весь двор наполнен милиционерами, увешанными всевозможным оружием, патронами и гранатами - участники ночной облавы.
Абдул-Кадир тоже взволнован этим происшествием, но считает его хорошим предзнаменование и торопит в путь.
Провожающие столпились во дворе - тут и Джантимир, и рыжий сторож, и стряпуха Булат, и приятель мой - Хабибула.
Мы фотографируем их, раздаются последние слова привета - "Селям Алейкум" и Кукино непременное: "Спасибо этому дому ..." и вот снова - рюкзаки на плечах (теперь надолго!), палки стучат по каменистому грунту - в путь!
Дорога приходит сквозь селение и идет сперва левым берегом Аргуна. Пройдя километра три, натыкаемся на какую-то разлившуюся от дождей речку --приходится разуться и переходить вброд.
Тем временем, ишак мама удирает вперед, ну совсем, как наша Надя, догоняем ее чуть не бегом.
Проходим мимо интересных кладбищ. Селения редки и расположены где-то далеко, на горах, почти в облаках. Это характерно для горной Чечни, и отличает ее, от родственной ей Ингушетии.
В этом сказывается воинственный дух чеченцев. Постоянные войны, которые вели сперва их тейны друг с другом, а после война с русскими завоевателями, заставили народ этот, селиться так высоко, вне проезжих дорог. Недаром, все почти селения горной Чечни имеют названия, оканчивающиеся на "-хой" - что значит, в переводе - сторожевой пост или пикет.
У небольших хуторков и кошей, Абдул-Кадир непременно делает остановки, и ведет с хозяевами их длинные и таинственные беседы - по видимому агитирует за заем. С нами он необычайно жизнерадостен и шутлив, - то и дело сыплет разными шутками и прибаутками, подбадривая своих ослов.
"Вы куда идете" кричит он нам, догоняя, сверкая своими белыми зубами.
"Итум-Кале идем!" Так-де задорно кричим мы, указывая в противоположную сторону.
Километрах в 10 от Итум-Кале, недалеко от небольшого хуторка - натыкаемся на группу чеченцев, свежующих только что убитого барана.
Завхоз Надя, распоряжается - купить мяса и Абдул-Кадир вступает в длинные переговоры, в результате которых мы покупаем у них 2 кило баранины, но каких два кило! - полтуши - по крайней мере! Так что, всю остальную дорогу, наш Абдул не перестает радоваться, как ловко он обдул незадачливых продавцов.
После хуторка, дорога через изящный высокий деревянный мостик, переходит на другой берег. Ущелье становится все уже, горы все лесистее. Тропа наша. то поднимается на скалы, то спускается совсем к воде.
Две горы сошлись над Аргуном, образуя как бы ворота, в пролете беснуется сдавленная каменными громадами река. Вот место, самой природой устроенное для засады. Вероятно, так они здесь с незапамятных времен и было; и Абдул-Кадир, не доходя до самих "ворот", указывает нам на небольшой полянке старый, но могучий дуб, с которым связана зловещая примета: если неосторожный путник сорвет листок с этого дуба, или, случайно, листок упадет на него сам, - смерть застигнет его еще до захода солнца.
Сумбурка, конечно, моментально "возжелал" - сорвать заколдованный листок, но Абдул-Кадир - ловко подскочив отстраняет его руку. Суеверие это живо до сих пор.
Вскоре после опасного ущелья - снова переходим на левый берег. Здесь, в Аргун впадает речка Цилуой-наху, - в ущелье которой расположен Хельдехаройский сельсовет. В конце этого ущелья - начинается тропа в Тушетию.
Если не удастся перейти через перевал Мойсы-Чамгой - мы вернемся снова к этой речке. направляясь в Хильдбхарой, а затем - и в Тушетию.
С этих пор - это стало нашей постоянной поговоркой.
В 3 часа дня, перед началом подъема - устраиваем привал, хотя и без горячего обеда, но зато с купанием. Прощаемся с водами Аргуна. Река эта долго еще будет маячить перед нами, служа нам верным путеводителем, но вниз, к водам ее, мы уже больше не спустимся.
Первый подъем не велик, но довольно тяжел, так как солнце печет и душно - парит. Подъем кончается у заброшенного селения "Старый Пежой". Полуразрушенные башни жилого типа (gala) и одна сторожевая, приютились под громадным, обросшим мхом камнем - валуном. Сколько веков висит он, над старым селением, всем своим видом грозя - "вот-вот, сорвусь".
Дальше тропинка наша поднимается совсем незаметно, траверсируя склон, однако дышится здесь, все легче. Кругом простираются роскошные луга -в высокой изумрудно траве пестреют непривычно крупные и яркие цветы, прячется крупная и спелая земляника, которую мы жадно поедаем. В лиственных рощах краснеют спелые грозди рябины - любители находятся и на нее.
Вершины скрыты от глаз бесконечными караванами больших но легких, белых облаков.
Вид на долину Аргуна прекрасен. Вдруг все оживляется - внизу, на той стороне ущелья виден замок. Три башни, как три сестры, венчают гребень высокой, крутой скалы, над самым Аргуном. Как жаль, что мы не на той стороне! Башни эти напоминают сказочные "Воунушки" Ингушетии.
"Кир-Баунушки" - говорит Абдул-Кадир, говорит Абдул-Кадир, указывая на замок и рассказывает своеобразное предание - "историю" этих мест.
"... Давно. Знаешь? Так давно, когда на тех местах, где сейчас Шатой и Итум-Кале, стояла большая вода. Большие озера - как море.
И реки, были, знаешь? Не такие как, как сейчас - большие и текли они не так низко.
Видели скалы, там внизу - круглые? Это они промыты рекою - так высоко текла вода.
А на всех горах стоял лес, высокий и дремучий лес, и в нем жили звери - много диковинных, чудных зверей, не таких как сейчас, - больших!
Люди жили в лесах, били зверей, собирали мед и воевали: тейпы воевали с тейпами. А далеко, за здешними горами, за снежной цепью, на море -была богатая страна. Там жили другие люди - греки. Знаешь?
Греки были богатый, воинственный и сильный народ и со всех жителей гор собирали дань. Горцы отдавали им красивые шкуры убитых зверей и мед.
Греки приходили сюда вдоль рек, большими караванами, и, чтобы горцы не напали на них, построили на пути своем много замков, вот таких - видишь? Как Кир-Баунушки. Замки эти охраняли греков от воинственных жителей гор.
Теперь их мало осталось - разрушились, а эти три башни, еще долго будут стоять, знаешь? Мы умрем, и дети наши умрут, будет полный коммунизм, а они будут стоять.
Ты удивляешься, как их построили на таком обрыве? Тогда тут не было обрыва: вода текла высоко, а скала не была такая голая - тут был лес.
Но большие озера - утекли и вода в Аргуне спала, обрушилась скала, пропал лес ...
А теперь, ты вот спрашиваешь, как построили, когда так круто. Знаешь? построили очень просто ...".
Поворот тропы - и вот - не видно уже сказочных башен. Дорога заворачивает влево, в ущелье, миновав маленький хутор - кош, входим в лес. "Скоро ли Майсты? Уже пятый час!". "Куда ты ведешь нас, Сусанин?".
Абдул-Кадир явно смущен, однако твердит упорно: "Скоро, скоро - вот будет Нарзан, потом хутор, потом гора" и т.д.
Неожиданно начинается спуск в сырое лесистое ущелье, на дне которого немолчно звенят несколько ручьев. Не без труда переправляемся через бурлящие потоки. Вот и нарзанный источник! Новичок-Лебеденок набрасывается на Нарзан, остальные проходят дальше, не задерживаясь. Снова подъем. Усталые, голодные, прем вверх, торопясь дойти, хотя бы до обещанного хутора. Между тем начинает темнеть, поднимается туман, а лесу - не видно конца.
Крутое и узкое как коридор ущелье, по которому, вдоль звенящего ручья, вьется наша тропа - видно никогда не обогревается солнцем - лишь облака, постоянно приползают сюда, в самый жаркий день, ютясь здесь, среди сырых скал. Могучий девственный лес, опутанный лианами, заросший высоким (в человеческий рост) и пышным папоротником - простирается кругом по склонам ... и как еще далеко, кто знает?
Проводник наш, как не в чем, не бывало весело гикает на своих ослов, но поведение его, как-то сразу, всем, становится странным и подозрительным.
"Ребята, стоп! Скоро станет совсем темно, тропа опасна - ищите площадку для лагеря!".
Однако распоряжение Сергея не легко выполнить, так как склон всюду одинаково крут.
Забежавший вперед Абдул-Кадир находит площадку - но ... на самой дороге!
Припомнив все предостережения Вейля, Джантимира и др., решительно отвергаем это место для лагеря.
Наконец кто-то, кажется Сумбур, обнаруживает сравнительно пологую площадку, среди густых папоротников, в стороне от дороги.
Но - тут разгорелись дебаты - опять парламент. "Ребята, - шепчет Федор - разве вы не видите, что нас завели! Посмотрите, к этому месту сходится 12 тропинок (!), откуда к нам могут подползти!".
Мы, правда, среди всей этой тьмы, дождя и тумана, не видим ни-че-го, однако верим словам Феди.
- "Кстати, а где Абдул-Кадир ?" - "Исчез !!!"
- "Уж не к своим ли сообщникам он ушел?"
"Ну и влипли !!!"
Между тем, вещи наши только зря мокнут под дождем и Сергей распоряжается, все-де ставить лагерь.
Сразу закипела работа! Расстановка палаток, добыча дров, воды, раскладка вещей.
Мы с Надей, громадными охапками срезаем папоротник для подстилки под палатки, так как земля там вся в корягах и корнях. "Увидишь" - шепчу я Наде, в ответ на ее подозрения - завтра утром - мы будем здорово смеяться над всем этим".
Появился и Абдул-Кадир. Свое исчезновение он объясняет тем, что искал хутор, но что, по-видимому он брошен, так как никто не откликается на его свистки.
Палатки расставлены. Правда, только две, так как в маленькой сложены все рюкзаки. и все запрятано в чаще.
"Жрец огня" - Кука, разводит костер. Увы ... тщетно! Собранные нами отсыревшие щепки, не желают разгораться под дождем - напрасно мы все, коллективно, дуем что есть сил, - ничего.
Значит ни пообедать, ни погреться и посушиться у костерка - не удастся, увы!
"И это Кавказ! Уж лучше бы мне сидеть в Валдае" Разочарованно шепчет Лебедь.
Не солоно хлебавши - устраиваемся на ночевку. По одному человеку от палатки должны будут дежурить всю ночь, меняясь через два часа.
Стреножив ишаков, разбредаемся по своим (курящей и некурящей) палаткам. Куке и Коле, первым дежурным, выданы дождевые плащи, и они остаются снаружи, пытаясь снова разжечь костер.
Не спится. Настроение у всех тревожное, слух чутко улавливает каждый шорох - тихую жвачку животных, шепот в соседней палатке, пересвистывание дежурных.
Под боком и под головой запрятано оружие: альпенштоки, топорики, ножи.
Не проходит и часу, как дежурные наши начинают проситься в палатки: Мы-де промокли, лучше уж, мы будем всю ночь сидеть в ногах палатки .... И вот, лежим, что называется "впритирочку" - ни дохнуть, ни повернуться.
Сменяются дежурные, раздаются тихие позывные свистки, снаружи папоротники шуршат под дождем.
Вдруг ... Назарка, приложив ухо к земле, шепчет:
"Ржание лошади!". Все замирают в ожидании ...
Назарка шепчет еще увереннее: "В ста метрах от нас находятся лошади!"
Наступает такая тишина, что громким стуком кажется биение собственного сердца... Но проходят минуты, а снаружи не слышно ничего. Миновало.
Снова тянется и тянется эта бесконечная, бессонная ночь, изредка свистят дежурные, окликая соседнюю палатку, изредка - по команде, переворачиваемся на другой бок.
"КТО ИДЕТ !?" - голос Сергея, нарочито громкий и грозный будит всех.
Снаружи явственно слышны шаги и шум раздвигаемого папоротника.
И сразу - Абдул-Кадир, до сих пор мирно спавший, изогнувшись змеей, выскакивает из соседней палатки, обегает обе палатки кругом. "Давай, давай фонарик!" - И когда фонарик ему дают, исчезает в кустах.
И возвращается! - С ишаченком!
Посмеялись и притихли снова.
Вдруг яркое пламя освещает обе палатки!
Тревога! Моментально распахиваем полы палаток схватившись руками за "оружие".
Ярко разгоревшись, таинственно и зловеще сверкает наш костер! Кругом пусто. Щепки разгорелись наконец, так как дождь перестал.
Таким ярким маяком светит он среди окружающей тьмы, что Назарке приходится встать чтобы потушить его, что он не без труда и кряхтения и делает.
И снова тянется ночь.
Под утро, не в силах больше бороться, засыпаем тяжелым и усталым сном.
