Письма к жене. 1918.

22 июня 1918 г.
Ст. Песчанокопское

Милая и дорогая моя Ленурка, я тебе уже писал, что приезд твой был для меня полной неожиданностью, хотя мама и писала о возможности его, и по времени он оказался неудачным, т.к. последовал через три дня после того, как мы снялись с мест, сравнительно близких от Новочеркасска. Как сложится будущее и попаду ли я скоро в Н-черкасск, или остановимся мы где-либо, предусмотреть трудно, а т.к. было бы обидно тебе приехать, а затем ни с чем уехать, я написал тебе тотчас же, как получил твоё первое письмо о том, чтобы ты приехала ко мне, но затем начались бои в сравнительно близком расстоянии от того пути, который я тебе наметил, я забеспокоился о твоей безопасности, протелеграфировал Эльснеру, чтобы он задержал твой отъезд. Получила ли ты то и другое или одно что-либо? Я не знаю, что теперь тебе советовать: заставлять тебя долго сидеть в Новочеркасске совестно, подвергать опасности страшно, а видеть мою Ленурку очень хочется. Вот и выпутывайся из этого положения. Может быть, через день, через два что-нибудь станет яснее, тогда телеграфирую.

Писем твоих из Н-черкасска получил только два, хотя Шкиль говорит, что ты послала их три, да это видно из твоего письма, в котором ты пишешь, что боишься надоесть мне своими письмами. Нет, голубка, не бойся, не надоешь. Конечно, я бы предпочёл вместо писем тебя саму увидать, но страшно. Если ты будешь ориентирована в обстановке, то сама решай, ехать или не ехать. Ты мне пишешь про вещи, которые прислала тётя. Имей в виду, что мне совсем не в чем возить вещи, так что, если у тебя будет возможность, то привези мне какое-нибудь вместилище. Мои вещи в Быхове, очевидно, все пропали, т.к. по рассказу Бей Мурата, Букатый куда-то удрал.

Как ты несчастливо, а может быть, и счастливо приехала для Марковых! Бедный Серёжа не сносил своей буйной головушки и так обидно погиб [40]. Без конца жаль его, а ещё больше, конечно, мать и жену.

Ну, дорогая моя, моё сокровище, пока спокойной ночи. Пойду спать. Крепко тебя целую.

   Твой Ваня

P.S. Я ни Вере Евгеньевне, ни Марианне Павловне ничего не писал утешительного по поводу их утраты, трудно писать в таких случаях, ты скажи, что я всем сердцем чувствую эту утрату и что я чем могу, всегда это выражу (конечно, действием).