2 июля.
Расстрел полковника Щеглова по-прежнему служит темой для бесконечных разговоров. По-видимому, большинство офицеров относится резко отрицательно. Некоторые, наоборот защищают суровость меры. Жаль, что этим вне всякого сомнения воспользуются все наши враги -- "Последние Новости", "Воля России" и т.д. После обеда заговорили о расстрелах, и кровавый кошмар снова начал вставать в памяти. Поручик П. рассказал несколько страшных сказок действительности.
Расстреливали по приказанию генерала М. группу пленных коммунистов. Дошла очередь до старика, которого сочли за красного добровольца. Перед смертью он сказал: "Я все равно близок к могиле, но я не большевик... Мне так же чужды красные, как и белые. Вы расстреливали, расстреливаете, расстреляете и меня. Но одна просьба -- возьмите эти деньги и передайте моим маленьким детям". Кто-то взял деньги (и присвоил их). Старик разделся, сам предложил снять рубашку, чтобы она даром не пропала. Потом стал на колени, помолился и сказал "стреляйте". Когда все было кончено, у офицеров было невероятно тяжело на душе.
В лагере до сих пор были "дворянские вольности" -- днем ходили в пижамах, занятий было мало. Сейчас лагерь начали сильно подтягивать. Население гауптвахты N 4 сильно увеличилось. К попаданию туда относятся добродушно. На "губе" завелись забавные традиции -- издаются, например, шуточные приказы, подписываемые "генералом от Галлиполи" и т.д.
Вечером. День сегодня был удушливо-жаркий. На солнце, вероятно, больше 40° по Реомюру. Море зеркальное. Волны никакой, а когда входишь в воду -- видна вся жизнь моря. Какие-то маленькие полупрозрачные рыбки тихонько плавают, еле шевеля плавниками; снуют туда и сюда мелкие рачки. Вода теплая, как парное молоко. Песок жжет голое тело так, что еле можно лежать.
Последние дни в свободное от занятий время большинство щеголяет дома в одних пижамных штанах. Сейчас (около 9 вечера) я потихоньку пробрался на кладбище. Рисковал попасться на глаза патрулю в своих белых пижамных брюках и туфлях (гауптвахта обеспечена), но мои "танки" набивают ноги. Пытался рисовать могилу турецкого генерала, но сегодня как-то дело не шло.
Днем заседали у генерала (начальника школы). Решили, что занятия продолжатся еще одну неделю, а в четверг будет экзамен. После окончания курса я еще должен остаться в школе две недели, а это мне совсем не улыбается, главным образом из-за практикующейся там выдачи продуктов на руки. Я ничего сам варить не умею и вряд ли когда-нибудь научусь. С другой стороны, если предложат остаться в школе еще на один курс, я попаду в неловкое положение. В батарее, вероятно, будут недовольны.