Светает. Мы уже во дворе и ждем маминого приписанного "мужа" (без желтого удостоверения недействительны синие номерки).
Выходим со двора. У барьера толчея. Мурер и другие офицеры тщательно проверяют удостоверения, осматривают каждого члена семьи. "Забракованных" (то есть подозрительного возраста) угоняют в подворотню соседнего дома.
К выходу приближается девушка. Она ведет за руки стариков родителей. Мурер берет ее удостоверение, велит пройти, а родителей толкает к "забракованным". Но девушка тащит их обратно. Мурер не пускает. Она вырывает из его рук удостоверение и все-таки ведет родителей. Мурер швыряет ее к стене, достает пистолет...
Когда я открываю глаза, она уже лежит... А Мурер спокойно возвращается на место и снова принимается за проверку.
Наконец выходим и мы. Вместе с большой группой людей идем в блок "Кайлиса". Но нас не хотят впускать: уже переполнено. Мужчины кое-как упрашивают впустить нас хотя бы в сарай. Садимся на свои узлы у дверей. А работающие расходятся по предприятиям.
Моросит дождь.
...И там, в гетто, тот же дождь. Людей избивают, гонят.
Уже вечер. Ноги затекли. Так хочется их вытянуть и хоть на минутку где-нибудь приклонить голову.
Стемнело. Все еще идет дождь. Наверно, уже скоро полночь. Как невыносимо тяжело! Когда все это кончится?
Набожные люди уверяют, что земля не хочет принимать невинные жертвы и выбрасывает их назад. Поэтому из земли торчат руки... Но, как объяснила мама, все гораздо проще: большинство расстрелянных валятся в яму ранеными. Они задыхаются и распухают. Их очень много - слой земли, которым засыпаны ямы, лопается. Вот в щелях и виднеются руки, ноги, головы...
Поэтому теперь ямы не наваливают доверху, а тела заливают негашеной известью.
Страшные мысли копошатся в голове, не дают даже вздремнуть, хотя уже вторая ночь без сна и глаза сами слипаются.
Еле дождались рассвета. Мама и другие работающие снова ушли.
Теперь ждем вечера, когда сможем вернуться домой.