Село Лехта

Со станции Сосновец своим ходом, пешедралом, добрались мы примерно за неделю до села Лехта, где формировалась новая бригада из остатков различных частей и прибывающих новых призывников. Это, говорят, отдельная горнострелковая бригада. Наших ребят почти всех сразу зачисляли в разведроту, как обстрелянных солдат, а нас, несколько человек, комиссар Пономарёв держал при себе. Мы жили на берегу озера, в заброшенном домике рыбака и ничем не занимались. Так бездельничали неделю, встречались с нашими ребятами и в сомнении говорили: «А почему бы нас не взять в разведроту?» Но однажды комиссар пришел и заявил, что его назначили в артдивизион, и он попросил, чтобы и нас туда же направили разведчиками или связистами. Так мы: Митя, Петя, я и комиссар попали в артиллерию.
Начались систематические занятия. Изучали пушку, стереотрубу, снаряды и учились, как готовить данные для стрельбы, как чётко давать команду для стрельбы, как готовить данные по видимым целям и по карте. В первое время много было не понятно, но впоследствии удавалось подготовить данные для открытия огня через 8-10 минут. Командир дивизиона т. Фандеев готовил их за 5 минут и добивался, чтобы мы добились этого же.
Примерно спустя месяц по тревоге подняли дивизион, погнали куда-то за Лехту, расчёты стали готовить огневые позиции в лесу, рубить впереди себя лес, устанавливать орудия, вкапывать в землю, делать окопы для себя и для снарядов, а нас погнали вперёд. Остановились на высоком мысочке с высокими берёзами и велели сделать НП. Мы, разведчики и помначштаба на большой берёзе сделали лесенку и вверху настил, откуда можно командовать огнём. Первым по подготовленным данным стрельбу начал помначштаба. Пристрелял вроде бы местность и дал команду: «Батареей по 3 снаряда! Огонь!» Впервые мы услышали шелест наших снарядов и увидели взрывы, где-то километра за 2 до условной цели. Вторым по новым целям было поручено «командовать» мне. Только последние 2 снаряда из 5-ти взорвались около цели - шалаша. Третьим поднялся тоже новенький. По подготовительным ими данным первый снаряд ушёл от цели далеко вперёд. Он поправил прицел и дал команду: «Огонь!» Снаряд не успел донести до нас шелест полета своего, взорвался прямо в НП, попал, видимо, в нашу берёзу. Тут, конечно, стрельбу прекратили, а разведчик наш свалился замертво на землю.
Сразу прибежал начальник особого отдела, приехали, видимо по вызову уже нашего начальства из особого отдела бригады. Только на следующее утро мы возвратились на своё постоянное место, привезли с собой искалеченный осколками труп. Картина была грустная. После этого случая занятия с нами стали просто жесткими, особенно по подготовке данных для стрельбы. И часто приводили пример, как маленькая неточность при подготовке данных может повредить не только себя, но и дивизион. Это была первая потеря в дивизионе, и многие новенькие стали угрюмыми. Мы, конечно, видавшие убитых кучами, особенно не страдали, но сам факт нехорош.
Вскоре комиссара Пономарёва перевели в учебный батальон комиссаром, повысили в звании, а на место его прибыл настоящий артиллерист срочной службы с капитанскими петлицами, Тур. Когда уходил Пономарёв и прощался с нами, старыми кестингскими солдатами, сказал: «Комиссар Тур просит оставить вас ему на память. Но если не хотите оставаться, я попрошу начальника политотдела Прокушева, чтобы он вас помог перевести в учебный батальон?» Мы оглянулись и фактически лишь пожали плечами. В принципе у нас тут появились друзья, всем закреплены лошади верховые, это уже нравится, а проучимся в учбате, будем сержантами и нас раскидают кого куда. Так мы все и остались во взводе управления как были: я и Митя - разведчики, а Петя Шлемов - связист.
Однако я иногда ездил верхом к Пономарёву, как старому знакомому, он меня угощал кое-чем из командирского пайка и спрашивал: «Не обижают ли наших, а то возьму я вас к себе?». «Нет!»- говорил я. Он даже кажется, любовался мною, когда я на белом коне Орлике, хорошо подогнанной гимнастёрке, в сапогах со шпорами, командирской плащнакидке с места галопом уезжал от их землянок в расположение дивизиона. После налёта и сильной бомбардировки на с.Лехта, где располагался штаб бригады и ряд подразделений, было приказано всем уйти в лес вблизи села, зарыться в землю по-настоящему, землянки сделать тремя накатами и стали очень строго насчёт маскировки. Дивизион наш тоже переехал в один из сосновых боров за 8 километров от Лехты. В этом бору в финскую войну, оказывается, были окружены наши и осталось много землянок, которые можно без большого труда поправить и жить там. Однако с накатами трудно было. Во-первых, в финскую много леса повалили и сожгли, а во-вторых, пилить сосну было почти невозможно, так как стволы их полностью напичканы осколками, пила не берёт. В старых землянках находили ещё и фляги, и винтовки заржавелые, и шинели тлевшие, и котелки помятые, и кости и т.п. Видимо, здесь много наших побило, если даже деревья стали в панцире из осколков. После обустройства здесь в землянках снова пошла учёба по боевой и, само-собой, политической подготовке. Сплошного фронта нет. Но наших языков брали и наши ходили по тылам фашистов.