Текущая хроника и особые происшествия - 230

   11 сентября

   В Сенате. -- Студенческое дело возвращено к нам в 1-е отделение 6-го департамента для присоединения к нему дела Ященки и Сулина. Завтра эти нещастные будут призваны к первому с нами свиданию для опроса, не было ли им учинено пристрастных допросов.

   Можно ли поверить, что еще явилась прокламация -- экземпляр был прислан Казначееву, который привез его в Сенат. Напечатано дурно, вероятно на ручном станке; содержание -- глупость, ничего, кроме фраз, обращение к образованным людям; приглашение не помогать правительству в отыскании прокламаторов; отрицание их участия в пожарах; угроза образованным людям, если они не будут содействовать безумным прокламациям. Чего хотят эти господа -- о том умолчано; в первых прокламациях по крайней мере обещали диктатуру, в виде прельщения.

   Полк бар. Радена (кажется драгунский) пришел на смотр к половине августа. Полковой адъютант его Львов, которого Раден очень любил, вечером, проводя одну знакомую даму, возвращался к себе на квартиру близ Ходынки; в ста шагах от квартиры он встретил кого-то в совершенной темноте, который закричал: "кто идет?" "Солдат, -- отвечал Львов. -- А ты кто? Какого полка, какого эскадрона?" Пьяный солдат, наскучив вопросами, стал отвечать грубо; Львов дал ему пощечину; солдат отвечал также ударом; но при сем он рукою ощупал, что ударил офицера, и бросился бежать. Львов за ним, догнал, повалил, начал жестоко бить, до тех пор, пока солдат не схватил его за... так сильно, что на рубашке Львова найдено семя, а потом задушил его, схватив руками за горло, а за тем побежал к реке топиться; но на реке были люди на барках с фонарями; убийца воротился, и вдруг пришло ему в мысль, что Львов может очнуться, он пришел к телу и всыпал мертвому или полумертвому большое количество песка в горло (говорят, до фунта -- следственно, нещастный еще мог глотать) и затем уже кстати вынул у Львова часы и деньги. Это все я слышал от Татищева, бывшего при следствии. Брат Львова, служащий в Твери, вообразил, что смерть его брата, столь таинственная в первую минуту, произошла от ревности Радена к своей жене. В этом смысле он послал письмо, говорят, государю; была назначена следственная комиссия, но она не успела открыть своих действий, как убийца во всем сознался. Леонид Львов, двоюродный брат обвинителя, как сам он рассказывал, строго выговаривал ему за его легкомысленный поступок, обесчестивший безвинную женщину. Обвинитель писал к бар. Радену два извинительных письма: одно официальное, другое частное. Жена бар. Радена -- полька; очень может быть, что ее национальная вертлявость была принята православными дамами за кокетство. Бар. Раден любил Львова, как сына, и горько о нем плакат.[1]