Письмо от Главнокомандующего - 3

***

Белый одесский собор. Народу немного ... Сейчас нет богослужения.

Я сел на скамейке. Вера Михайловна долго не прихо­дила, И приятно мне было, страшно приятно в храме...

Мне припомнилось, как перед эвакуацией Одессы я был  в митрополичьих покоях и думал:

«Ну что же ... придут большевики, а это оста­нется ...».

И вот «это» осталось. Стоит этот собор, как и осталь­ные церкви в Одессе, и всем своим существом невидимо, ненащупываемо противится красному миру.

Отчего большевики переменили свою политику в отно­шении религии, — я не знаю. Я даже не знаю, переменили ли они ее там, в Великоруссии, в Москве... Но здесь, в Одессе, я должен засвидетельствовать, что отправление богослужения, как такового, не преследовалось. Все храмы открыты, кроме домовых церквей. Домовые почему-то за­крыты.

Отчего это произошло? Оттого ли, что большевики не посмели тронуть религию вообще, или потому, что приш­лось бы тронуть одну религию? Ведь невозможно было бы закрыть церкви, но не закрыть синагог... (евр. комиссары не  были верующими и синагоги им были не нужны...ldn-knigi)

***

Наконец, она пришла... бледная, расстроенная... Это ужасное известие подтверждалось. Нашлись люди, она говорила с ними лично, которые видели, как несчаст­ного Эфема везли. Это были чрезвычайщики. Они дер­жали револьверы у его висков, он был очень бледен и, по-видимому, узнав тех людей, его знакомых, что стояли на тротуаре, отвел глаза...

И вместе с тем она принесла еще другое.

«Котик» опять был. Он очень обижен, что, по-види­мому, ему не поверили и прервали с ним сношения; ему совершенно необходимо со мной увидеться еще раз. Он побывал у Варвары Петровны — дамы, у которой жил Эфем. И совершенно убедил ее в том, что он настоящий, а не провокатор. Варвара Петровна в ажиотаже и умоляет с ней повидаться.

Я вышел из собора, но не увидел сына, который дол­жен был меня дожидаться. Зная, что мальчик ни за что не уйдет со своего «поста», я начал сильно беспокоиться. Пример Эфема действовал на меня, и мне мерещилось, что Лялю схватили. Я долго его разыскивал и пережил несколько ужасных часов.

Но дело объяснилось... К вечеру он пришел на одну из наших квартир. Он потерял меня из виду, когда я во­шел в собор, бросился разыскивать в соседние улицы, пропустил меня поэтому, когда я уходил, и, верный «долгу службы», метался до вечера вокруг собора, пока ему не пришло в голову искать по квартирам.

Проклятая жизнь ... Это вечное беспокойство, дрожание за жизнь людей ... Хоть мы и привыкли к этому, но все же...

***

Я увиделся с Варварой Петровной ...

— Помилуйте, Василии Витальевич ...

— Сколько раз я вам говорил ,что я не Василий Ви­тальевич, а Иван Дмитриевич ...

— Ну, Иван Дмитриевич... Подумайте... что это в самом деле... Да ведь он честнейший человек.

— Кто? ..

— Да «Котик» ... Я же его прекрасно знаю... он де­сять дней каждый день ко мне приходит ...

— Как? когда? почему?

— Да потому, что он тот самый, с которым Ф. М. уехал. Господи.. Да я их сама выправляла в дорогу. И то, что у них было, все эти бумаги и письма, все я Котику» собственными руками позашивала.

Да что вы, Василии Витальевич... Честнейший он человек...

— А вы знаете, что Ф. М. арестован?

— Да что вы ... Врут они все ... врут, все врут... а ваша Вера Михайловна сумасшедшая ... и ничего этого не было... я вот перекрещусь вам, чтобы вот так моим сыновьям было, как сейчас Ф. М ... так ему хорошо, как, никогда не было... я и на карты бросила,... верно говорю вам...

— «Котик» был у вас теперь?

— Да был...

— Что же он говорил?..

— Да говорит, что довез благополучно Ф. М до этого острова, как он называется... Тендра... И там передал его нашим... а сам вернулся.

— Как вернулся?.. да ведь мне он сказал, что он прямо из Севастополя... А деньги как он получил?.. Тоже на Тендре?.. А господина Л. тоже видел на Тендре?..

            — Да я уже не знаю... Может быть, перепутал он что, как увидел, что ему не верят..

— А почему же он не сказал, что это именно он ездил с Эфемом?

— Да ведь вы его не спрашивали?

—Я не спрашивал... но Владимир Александрович спрашивал, и он сказал, что не знает никакого Ф. М.

— А как же он мог сказать неизвестному студенту? .. Вели бы вы его спросили, он бы сказал. А вы не спро­сили ... Василий Витальевич?

— Иван Дмитриевич... В соседней комнате слу­шают..             

— Иван Дмитриевич, не губите вы дело... Подумайте, вам письмо, личное от самого Врангеля ...

— Как, это еще что? ..

— А то, что вслед за «Котиком» прислали они второго курьера. С письмом от Врангеля к вам и с деньгами, чтобы вы работу открыли ... Иван Дмитриевич, не слу­шайте вы тех ... Большое дело можете сделать...

Мне бы то совершенно очевидно, что «Котик» провока­тор и что он погубил Эфема. И что этот второй курьер с письмом от Врангеля тоже провокатор. И все-таки...

И все-таки. .. Когда женщина смотрит вам в глаза и вы читаете в них, что, не скажем прямо трусость, а просто «излишняя осторожность» может погубить дело, — это плохая атмосфера для принятия благоразумных решений.

Я решил рискнуть... Она, оказывается, видела уже этого второго курьера.

— Честнейший человек... Офицер ... фронтовик ... так и видно... Целый день у меня вас ждал. Прихо­дите завтра, я им скажу, в семь часов...

Я согласился.