3-го утром.
Выглянула в окно. Опять пашут. Радостно смотреть. Дети бегут за автомобилем. Облака разорванный и веселые.
3-го днем.
Вечером долго говорили. Удивительно тихо у нас, — можно спокойно говорить. Тюрина захворала, как бы не сыпной. Еще с вечера начались рвоты, а мы трое лежим под ее кроватью, поперек. Я под самой ее головой. Неприятно глядеть на больную старуху. Ноги болят. Всю ночь пролежала, поджавши их. И-ной лучше, она короче.
Возвращаясь с прогулки, встретила сестру и фельдшера; узнала о Кике. После очень сильного жара наступило улучшение. Думают, что возвратный тиф. Опять обещали увезти. Я умоляла сделать это поскорее. Обещали. Записку не взяли, на словах передадут все. Розовое одеяло и тут сослужило пользу, — его помнят.
Вышла, сегодня погулять. Встретила бодро настроенную хромую даму. Она уверяла, что все кончится хорошо и хвалит даже следователя. Всегда весела. Обо всех все знает.
На прогулки видела «нижних». Сначала косились, никак забыть и простить не могли ухода нашего. Потом успокоились и подошли, правда, не все.
Бузя непримирима, Люся тоже, они обе отвернулись.
На прогулке было волнение. Прибежали сказать молоденькой даме с ярко-желтыми волосами, что из тюрьмы в ЧК. провели ее мужа и захватили из дома прислугу. Дома остался один годовалый ребенок без присмотра. Долго билась она, рыдая.
Хава стала еще несчастнее. Некому ее защищать. Плачет, говорит, нестерпимо внизу.
На прогулке говорила много с одной немкой сестрой. Говорили о Германии, о России. Умная и развитая. Уже восемь лет в России. Когда вернулись в камеру, к нам стали приходить нижние — одна за другой. Смеются, говорят — паломничество: значит мы прощены.
Свободное копирование
