Последний акт - 56

15.VIII. Пятн/ица/. Вор/онков/ перезвонился с Ром/ановым/, и тот сказал: конечно, все разрешено, пускай срочно брошюруют.

В порядке увещевания Семенова[1] гов/орила/ сегодня: «хоть бы вы уступили два слова…» Жалкий лепет при отпечатанных формах. Ром/анов/ говорит — «не надо связываться с Кондр/атовичем/». Как смешно, что нас так боятся!

Овч/аренко/ из «Правды» подтверждает распоряж/ение/ Косыгина: отраслевые промышл/енные/ газеты не должны заниматься вопросами лит/ерату/ры и иск/усст/ва.

Забегал Расул. Он успел побывать у Мел/ентьева/ и Тяжельникова[2]. Мел/ентьев/ — «мелкий человек». Передает позицию Сусл/ова/ так: «Статья Дем/ентьева/ — ошибочная, неверная, но не надо было поднимать шума. Сейчас следует прекратить полемику, чтобы замолчали обе стороны». Обычн/ая/ тактика: дать горлохватам покричать вдоволь, изругать, изматерить нас — а когда мы требуем ответить, объявить, что полемика закончена, — и посыпать песком кое-как на нехорошее место. М/ожет/ б/ыть/, впрочем, Мел/ентьев/ передает слова своего патрона с некот/орой/ долей тенденции, поскольку нас ненавидит, а «Мол/одая/ гвардия» — «социально близкие».

У Тяж/ельникова/ Расул, если верить ему, произнес горячую речь — о восхвалениях Скобелева, Ермолова — в «Мол/одой/ гв/ардии/», о том, что журнал печатает только посредственных литераторов, а целью своей ставит разрушение дружбы народов.

Вообще — этот мотив — национальный в отношении к народам СССР неожиданно вышел в полемике на 1-й план и приобрел опасную остроту. Даже Кербабаев[3] и Мирзо написали под влиянием Расула какие-то письма.

Тяж/ельников/ обещал, что вопрос о «Молод/ой/ гв/ардии/» встанет на бюро.

Из ред/акции/ Расул еще раз позвонил Поздняеву и требовал, чтобы его фамилия была снята с обложки «Лит/ературной/ России».

Под вечер подъехали к А/лександру/ Т/рифоновичу/. Он рассказ/ал/ о визите Воронкова. Вопрос об уходе не поднимался ни в какой форме — как будто ничего и не было. Вор/онков/ рассказывал о волнениях в республиках — в Азерб/айджане/, Грузии и особенно в Ташкенте, где было применено оружие. В этом смысле полемика вокруг Дем/ентьева/ приобретает особый смысл.

А/лександр/ Т/рифонович/ веселый, спокойный. Рассказывал с симпатией о Ромме[4] и его устн/ых/ рассказах. Во время разговора подошел скользкий Гольцев и все испортил своими наглыми и двусмысленными речами и советами.