23 декабря 1929
Наконец-то мне 14 лет. Как радостно и в то же время больно чувствовать себя не 13-летней девочкой, а уже 14-летней.
19 декабря я почти не спала всю ночь. Был какой-то туманный бред и я писала стихи. Неужели так скоро пройдет все лучшее, любимое, родное. Нет, я даром свою юность не отдам. Ведь я только что начала жить. Сколько впереди будет интересного, полного и поэтического. Сегодня я поняла, что я идеалистка! Очень жаль, ведь этим я не подхожу к пионерам! Какая-то хандра на меня нашла, вернее, апатичность. Мне все совершенно безразлично.
Вчера на редколлегии говорила с Л.Х. Он, оказывается, очень умный и развитый мальчик и этим мне нравится.
Мы с Лелей решили заниматься по литературе, чтобы повысить уровень развития. Собирались один раз и работали над Асеевым. Наше пылкое хотение перешагнуть через 7 гр. не привело ни к чему, т.к. А.И., Р.И. и мама отговорили, приводя массу резонных доводов.
Писала много. Несколько стихов наиболее удачных и, может быть, хороших (они мне нравятся) переписала и отдала Лельке. Между прочим написала одно такое стихотворение, которое не следует никому показывать (конечно, кроме Лели и мамы). Наиболее сильные строчки:
Если меня не пустите...
Зависть и дрязги мура!..
и потом:
Знайте, я жить захотела, —
Но жизнью с другим огнем!
Мне многие советуют поступить в группу писателей “На смену!” Мне хочется. Ну что ж, попробовать можно! В пионеротряде я вожатая 6-го звена. Звено совершенно не работало, но теперь, кажется, стало работать. Утильсырье собираем, но у нас что-то не ладится. По пятилетке делали только один доклад, да и другие звенья недалеко уехали. Хотели ехать в подшефную деревню — совсем собрались и пожитки сложили, и дома нас отпустили, и на вокзал собрались идти, но вдруг узнали, что там скарлатина. Досадно было до чертиков, поплакала — хоть это и глупо. Ну ничего — отчаиваться не следует. Работать постараюсь хорошо, но, конечно, настолько, насколько смогу.
Было психическое обследование. Из нашей группы исследовали 9 человек умствено отсталых, в числе которых была и я. Вот еще новость! Я себя психопаткой никогда не считала, да и не собираюсь считать. Но, как-никак, это меня озадачило и привело к раздумью. Да еще слова авторитетной для меня Лельки совершенно меня убили. Она заявила, что я иногда похожа на психичку. Но в конце концов А.С. выяснила и рассеяла всякие ужасные мысли, сказав, что на обследование посылались умственно недоразвитые и умственно переразвитые. Думаю, что я буду в числе последних.
А.Т. относится ко мне, как относился и раньше, т.е. вначале. Часто бывает грустным и подолгу останавливает свой взгляд на мне. Когда я его спросила, почему его нет в живгазете, он ответил — потому, что там нет меня. Лелька меня обвиняет в грубости по отношению к нему, ссылаясь на то, что я этим ему делаю больно. Она считает, что А.Т. меня достаточно сильно любит, чтобы быть в грустном настроении, а мне смешно и досадно. Однажды у него было великолепное настроение, а у меня, наоборот, грустное. Но как я заметила, его настроение свелось скорее к грустному, чем какому-либо. И когда я его спросила, почему он по-прежнему не весел, он сказал, что не может веселиться, когда веселятся не все. Почему-то он сделал сильное ударение на слове все.
А в общем я к нему отношусь странно. То с ненавистью, то дружелюбно, а то даже, что бывает в др. день до обеда — хорошо.
Тетрадь № 2
...Образ О. не надо забывать! Что ветер не может быть на одном месте. Так же и наши дни. Новое вытеснит старое, гнилое заменится крепким. Сегодня забыла, о чем думала вчера, а завтра позабуду, о чем думала сегодня.
Ветер, ураган, поток и огонь — вот наша жизнь. Я бы хотела, чтобы моя жизнь была стихийным потоком. Ветер с бурей я не люблю. А поток хорошо охлаждает и может легко качать на зеленых волнах настоящее. Опять... Почему мне так часто видится А. Сейчас мне показались его глаза откуда-то с улицы. Какие они у него страшные, но мне нравятся.
Стихи не писала давно. Вернее, дня три. Писать не могу. Выходят то розовые, то голубые, а я подобных стихов не люблю.
Мы с Еленой в разных звеньях. Меня это не огорчает.
Эх, Лелька, Лелька! Прости меня, дорогая! Будешь когда-нибудь очень ругать за многое. Для чего я вторгнулась в твою жизнь и нарушила ее мирное течение? Да потому, что и думаю только о себе. Смогу ли я положиться на А.? Думаю, что да. Почему я не могу смотреть на А.? Иногда я боюсь на него взглянуть, хотя мне и хочется. Он мне очень напоминает И., но моя симпатия к нему вызвана не этим.
Ну, хватит. Надоела сама себе. Бошерин прав — “Сорока!”.
