9 августа
Уже бои за Клетскую, Котельниково, Армавир, Кропоткин! Волга рядом! Наши отходят. Отходят, истекая кровью...
По данным китайского командования, правительственные войска в провинции Чжэцзян вернули Суйчан и нанесли ряд поражений захватчикам в районе города Линьчуаня.
Японцы сеют в Маньчжурии провокационные слухи о якобы существующем секретном договоре между СССР и союзниками, направленном против «Страны Восходящего Солнца». Идеологическая обработка населения перед нападением на СССР идет вовсю.
В Маньчжурию непрерывно прибывают маршевые команды из Японии.
* * *
Кан Шэн настраивает членов ЦК против союза с Гоминьданом, стремясь любыми способами спровоцировать вооруженное столкновение. Возникает мысль, не является ли он японским агентом. Он решительным образом выступает против активной борьбы с оккупантами и подталкивает Мао Цзэ-дуна на отвод всех войск с японского фронта в тыл.
Отношение к нам со стороны местных руководящих работников пренебрежительное, а сейчас, в пору отступления советских войск, едва ли не враждебное.
Кан Шэн запретил своим работникам какие-либо связи с нами. От нас скрывают все стороны местной жизни, не допускают в театр на музыкально-литературные вечера, скрывают даже наличие в Яньани московских газет.
Кан двуличен, внешне по-прежнему вежлив, много обещает, но ничего не выполняет. Меня по «старому знакомству» Кан Шэн встречает неизменным шипением и улыбками.
Алеев не выдержал сегодня и разразился целой речью. Мы сидели после завтрака за столом.
«У нас громадное количество мелких и крупных фактов, подтверждающих то, что мы во вражеском окружении! И нет ни одного штриха или факта, которые можно было бы рассматривать как дружеские!»
Черт побери, есть от чего потерять душевный покой!
* * *
После стакана байгара и сытной закуски Сяо Ли проболтался о приказе своего патрона. Кан Шэн заявил работникам, прибывшим из СССР: «Забудьте, как вы работали там! У нас Китай, и я заставлю вас работать по-китайски! Вас там не учили, а портили! Запрещаю водить дружбу с советскими!..» С каким презрительным высокомерием Сяо Ли держит себя с нашими сяо гуями.
Мы под неослабным внутренним и наружным наблюдением службы Кана. Будь то очаровательная преподавательница русского языка или десятки других соглядатаев вплоть до нашего бывшего повара. Молодчики Кан Шэна поспевают всюду. Их присутствие замыкает рты всех, к кому мы намереваемся обратиться. Кан Шэн сам назначает, кому и с кем надлежит беседовать. Разумеется, эта публика соответствующим образом обработана.
* * *
Измученный трагическими сообщениями из Советского Союза и глумливой яньаньской действительностью, я брожу и брожу в перерывах между передачами сводок Информбюро по двору.
Небо угольное. И крупные чистые звезды. И весь мир привлекательно дорог. Мир, не испакощенный насилием, предательством, подлостью. Воздух редкостно прозрачен. А приходишь в себя — и лихорадит тревога. Днем и ночью в сердце тревога, непрерывное ощущение опасности.
Кричат шакалы в горах. Порой крик подступает совсем близко к дому. Последнее время шакалов тайком постреливают на мясо...
На сердце тревога, боль. А видеть ее, угадывать ее никто не смеет. Мы здесь частицы той правды, за которую гибнут на Дону и на Волге.
И мы должны быть, как сама эта правда, уверенны, горды.