Наконец, мы приехали в Свердловск. Там пересылка была. Нас разгрузили с вагона, пересчитали, приказали сесть потом.
Тогда я впервые услышал такое - когда посты менялись, то говорили - пост по охране врагов народа сдан, пост по охране врагов народа принят. Эти слова унижали и уничтожали все человеческое. Я еще в вагоне поезда решил для себя - срок большой, надо не скатиться. а быть самим собой. А парень я был здоровый, физически подготовленный. Когда зашел в камеру, то обнаружил там ленинградскую партийную элиту - секретари обкомов и т.д. Сталин тогда повторно шерстил Ленинград. Сталин хорошо уничтожал тех, кто ему зад лизал. Все эти партийные люди пахали с нами, обычными зеками, в лагере за всю ивановскую. Никаких поблажек им не было.
Короче, я постелил в камере на полу свое полупальто - мест на нарах не было - и лег. Не успел лечь, ко мне подходит какой-то парень в галошах на босу ногу и ударяет меня по сапогу. И говорит – Слушай, мужик, тебе сапоги не жмут? Я говорю - да вроде нет, по размеру, а что. Он говорит - давай махнемся. Я говорю - ну давай пойдем махнемся поближе к свету. А свет был над парашей. Она была закрыта тяжелой металлической крышкой. Я говорю ему - ты мне поможешь снять их. Он - ну конечно. И начал снимать с меня сапоги. А я снял крышку от параши и ему по голове. Он так и лег рядом с парашей. А потом при перекличке его вынесли. Никто словом не обмолвился. Тишина была гробовая. Конечно, это может быть было неосмотрительно с моей стороны, но зато я не скатился.