Папу я помню какими-то отдельными картинами. Например, как мы идем на Чистые пруды, по дороге на углу Покровки и Чаплыгина папа выпивает кружку пива, и мы идем дальше. По Чистым прудам доходим до “Кировской”, где садимся в только что открытое метро и едем в Сокольники. Очень ясно представляю себе, как я стою под каким-то деревом рядом с папой и чего-то копаю лопаткой.
Помню другой случай. В Пушкине папа взял меня на аэродром, где инструктором работал наш знакомый. Он предложил папе полетать с ним на самолете, и папа согласился. Я ужасно плакал, так как тоже хотел лететь, но меня не взяли.
Помню, как мы встречали папу, возвращавшегося с курорта. В комнате еще стояла убранная елка. Мама пошла встречать папу на вокзал, а я должен был, как только раздастся звонок в дверь, включить лампочки, выключить свет и завести патефон, поставив модную тогда пластинку - ”Рио-рита”.
Помню, как в нашем доме появился радиоприемник, которым в качестве ценного подарка наградили папе. Но этому предшествовало то, что он в связи с какими-то событиями был представлен к награждению орденом “Красной звезды”. Но, по-видимому, меч над ним уже был занесен, и он был исключен из списка награждаемых. Руководство милиции, чтобы как-то компенсировать эту несправедливость, решило наградить его радиоприемником. В начале войны, как и у всех, радиоприемник был реквизирован.
И, наконец, я хорошо помню ту, последнюю ночь, когда я проснулся и увидел в комнате каких-то людей в военном, но без петлиц. Они чего-то ходили, чего-то смотрели. Чувствовалось какое-то напряжение, и я понимал, что плакать нельзя. Потом папа оделся, подошел, поцеловал меня, и они ушли. Последние слова, которые он сказал маме - “Прошу об одном, воспитай сына”. Он понимал, что не вернется.
На этом мое розовое детство избалованного мальчика окончилось. Детство продолжалось, но оно приобрело другой цвет.
Свободное копирование
