На другой день, уезжая в Киев, брат захватил с собой пробирку с нашей добычей, а вечером вернулся в таком виде, что я сразу и не узнал: в модном однобортном коверкотовом пиджаке, в таких же брюках-дудочках, то есть суживающихся книзу, по тогдашней моде; из-под брюк выглядывали наимоднейшие пестрые носки, на ногах — остроносые штиблеты из желтой кожи, на голове — модная фетровая шляпа, и еще на шее у него был узенький галстук-гудочек, какие только входили в моду. Кроме того, в руках у него было два больших свертка.
Увидев, что я на него воззрился, он подмигнул мне и приложил палец к губам, чтоб я помалкивал. Мать, конечно же, сразу обратила внимание на перемену в его костюме и спросила:
— Где это ты все взял?
— Купил.
— А деньги откуда?
— Картину продал.
— Какую картину?
— Ну, свою картину “Зимний пейзаж”, — не моргнув глазом, ответил брат. — У нас в профшколе устроили выставку прошлогодних работ. Я еще весной дал для выставки этот пейзаж, и вот теперь его купил кто-то.
Мать только головой покачала. Я между тем развернул один из принесенных братом свертков, надеясь, что там костюм для меня. Но в свертке была аккуратно сложенная старая одежда брата. Зато в другом свертке оказался новенький модный непромокаемый плащ.
— Что же ты мне только плащ купил? — с обидой спросил я.
— Это не тебе. Это тоже мне, — сказал брат. — На тебя этот плащ велик будет.
Напялив на себя еще и этот плащ, он принялся вертеться в нем перед зеркалом, выпячивая грудь, как индийский петух.
— Сколько же тебе Апельцын заплатил за золото? — спросил я.
Брат назвал какую-то сумму.
— А сколько ты истратил?
— Все и истратил.
— Значит, тебе все, а мне ничего! — говорю.
— За что же тебе? Золото ведь я нашел. Ты вон сколько искал и ничего не нашел, а я взял пошел и сразу нашел.
— Вот что это проклятое золото с людьми делает! — сказал я, саркастически усмехаясь. — Вместе работали, вместе копали, а как только золото попало в руки, сейчас же — мое!
— Ну чего ты ерепенишься? — сказал брат. — В следующий раз найдем — твое будет.
— А где его найдешь? Мы уже весь участок обыскали.
— Чудак! Из колодца достанем. Там много.
— Под каким же предлогом ты сейчас в колодец полезешь? Тогда огород поливать нужно было.
— Предлог найдем. Если в это время кто-нибудь из соседей придет за водой, скажем, что я часы уронил в колодец.
— А ты что, еще и часы купил? — удивился я.
— Нет, на часы не хватило денег. В следующий раз и часы можно будет купить.
— Нет уж, — говорю. — Сначала мне купим одежду. Я тоже не хочу оборванцем ходить.
Когда пришел отец, мать сказала:
— Глянь-ка, наш Павлушка как отличился. Картину с выставки у него купили.
— Да что ты? — удивился отец. — Ну-ка, ну-ка! Да ты только погляди на него! Красавец! Экипировался, значит! Это какую картину? “Зимний пейзаж”, говоришь? Слушай, да ты везучий, я вижу! Талант! Деньгу зашиб своим трудом. Теперь я за тебя спокоен! Ты свою дорогу нашел в жизни. Я же говорю: искусство должно приносить пользу… художнику! Ха-ха-ха! Ну-ка, покажись, покажись! Дай я тебя поцелую, сыночек!
Брат вертелся перед ним в своем новом костюме, то надевал шляпу, то снимал, то плащ на себя напяливал, одним словом, выпендривался, если говорить на теперешнем языке, а отец все нахваливал его и повторял свою шуточку насчет того, что искусство должно приносить пользу художнику.
С тех пор отец при каждом подходящем случае не отказывал себе в удовольствии погордиться своим удачливым сыном и произносил уже известные монологи:
“Гляди-ка! Талант! “Зимний пейзаж”! Везучий! Деньгу зашиб! Шляпу надел! Обеспеченный кусок хлеба с маслом!..”
И так далее в этом же роде.
Когда же он являлся домой в особенно боевом настроении, он опять же затевал разговор на эту тему, но уже в другом тоне.
“Ты что думаешь, картину продал, так умнее батьки стал? Твой батька езде себя покажет! Шляпу надел! Плевал я на твою шляпу!..”
Словом, разговоров на эту тему хватило на целый год и даже больше.
Свободное копирование
