Во второй вечер мы исполняли уже па-де-де из "Красного мака". Кригер специально к гастролям разучила партию Тао Хоа. В этом па-де-де сочетались изысканная экзотика ее китаянки с современной экспрессией моих прыжков. Публика оценила филигранную технику Кригер в "Танце с веером" и в "Танце с зонтиком". Затем выступал я со "Святым Себастьяном" Голейзовского. Затем снова с Кригер - в "Пьерро и Пьеретте". Словом, как писала критика, программа была так насыщена, что "дирижер О. Карле работал в поте лица".
После первых же концертов нас узнавали на улицах, подходили, просили автограф. В одной из газет появился дружеский шарж - я летел в воздухе, на фоне коринфских колонн Национального оперного театра, а на меня с земли смотрел наш знаменитый летчик Борис Григорьевич Чухновский, участник спасения - за год перед тем - адмирала Нобиле. "А у нас в Риге Мессерер и без мотора воздушные рекорды ставит", - гласила подпись.
Неподалеку от оперного театра находилось что-то вроде кафе, где стояло несколько столиков. Днем я зашел туда выпить воды и увидел Михаила Чехова со знакомым мне режиссером Татариновым и какой-то дамой. Чехов очень смутился. Я спросил его, где он выступает. Он ответил, что в местном драматическом театре. "Только здесь?" - полюбопытствовал я. "Да, - ответил он, - однако скоро я уезжаю отсюда..." Я хотел узнать, доволен ли он работой, но Чехов заторопился и ушел, ничего не спросив ни о МХАТ 2-м, ни об Азарии, с которым был очень дружен и собирался ставить "Дон Кихота". Они уже репетировали. "Азарич", как называл брата Чехов, должен был играть Санчо Панса, а Рыцаря Печального Образа - сам Чехов.
Рига была началом горьких заграничных скитаний великого актера. Потом он перебрался в Берлин, оттуда в Америку. Страшное неблагополучие ощутил я в этом быстром его уходе, почти бегстве...
И, пожалуй, встреча эта была единственной болью, пронзившей меня в том первом турне за границей. Мы выступали еще в Таллинне, в Ковно (ныне Каунас), но Рига расточала какие-то особые восторги.
Свободное копирование
