И все-таки ничего на свете я не ждал с таким трепетом, с таким нетерпением, как уроков Горского! Мы не могли не чувствовать, что к нашему взрослому классу в училище относятся настороженно и даже враждебно. Особенно педагоги старой закалки. Они даже не здоровались с нами в коридорах, проходили мимо, словно нас не существовало. И мы прекрасно понимали, что нужно оправдаться работой. Никто нам этого не внушал. Сам Горский никогда не произносил назидательных речей, но уж он работал, как никто! Одиозность нашего во всех смыслах неканонического класса он не драматизировал, просто не придавал ей значения.
Обычно Горский приходил в училище раньше всех. Садился на стул в пустом зале и ждал нас. Класс его и отдаленно не походил на суровую муштру, где царила бы палочная синхронность. Он никогда не унижал, не подавлял личности ученика. Я перед ним благоговел, но не боялся его. Единственно, чего я страшился, это причинить ему боль разочарования. Суть педагогики Горского я осознал значительно позже, уже став солистом Большого театра и продолжая заниматься со своим великим педагогом. А в школе я учился у него самозабвенно, со всем пылом и азартом молодости. Горский интересовал меня и просто по-человечески. По слухам, он жил одиноко, был неудачлив в любви и расточал, реализовывал свою исключительную натуру в поистине каторжном труде. Думаю, даже в обыденной жизни он мыслил танцем. А впрочем, могла ли его жизнь быть обыденной, если всего себя он отдавал театру? Думаю, он не то чтобы не любил прозу бытия, но был ей полярен всеми клетками своего творческого существа.
Кончив занятия с нами, Горский отправлялся в соседний зал, где вел класс совершенствования артистов Большого театра. Затем он репетировал или ставил танцы. Потом шел работать в какую-нибудь студию или в Зеркальный театр сада "Эрмитаж", где давались оперные и балетные спектакли. Не знаю, что было его отдохновением. Может быть, рисунки... Яша Ицхоки вспоминал, что в бывшей студии Элирова была устроена выставка рисунков Горского. А Маргарита Павловна Кандаурова, знавшая Горского с детства, рассказывала, что он любил вышивать. Но ни рисующим, ни вышивающим я Горского никогда не видел.