Дальше. Дальше
Я знал о нестерпимой печали Поэта: здесь Он был никому ненужен и непонятен до просто смешного.
Я знал о его грустинных глазах, что видели кругом на столах макулатуру барынь: Вербицкой, Царской, Нагродской, Надсоновой, Щепкиной-Куперник и Пошлятиной.
Я знал о Его неудачной попытке положить на стол только вышедшую идеальную книгу единственной в поэзии женщины Елены Гуро-Шарманка (1909).
Я знал все и все предвидел.
Так было нужно.
Я даже начал бороться с Поэтом и убедил Его против своей совести перестать писать стихи до весны.
Я подсунул Ему краски и Он — как равный ребенок со своими ребятами — увлекся живописью.
Родственники смотрели загадочно.
Все ждали, что я по купечески возьмусь за хозяйство и коммерцию и докажу им ради чего Он женился.
Но я оставался совершенно равнодушным к внешней обстановке и ни в какие дела решил невходить на радость Поэту.
Этим счастливым случаем воспользовался наш управляющий и ловко завладел всеми делами доверчивой Августы, ласково называя ее кумушкой.
Я чуял, что управляющий — жулик.
Но терпел и молчал.
И Поэту это нравилось.
Свободное копирование
