4 сентября хоронили архимандрита, ректора Вифанской семинарии. О нем рассказывали, что он приучил мышей подбегать к столу во время его обеда. Он обыкновенно бросал им кусок сыра, который они тут же и съедали. Однажды приехавшая к нему барыня, увидев мышей, страшно перепугалась, бросила чашку с чаем на пол и сама вскочила на диван. В конце сентября происходил раздел имущества между наследниками Демидова. Петр Львович отказался от причитающейся ему части наследства в пользу остальных сонаследников. В это время Аграфена Александровна не дала его управляющему сена для лошадей и в седле, которое выбрал себе Петр Львович, заменила серебряные стремена простыми. Когда Петр Львович узнал об этом, он рассердился и потребовал свою часть, равняющуюся 30 000 рублей. Все заахали и накинулись на Аграфену Александровну; но было уже поздно. Петр Львович взял деньги и все распределил между дворнею покойного.
В октябре месяце ездил в зарайское имение И.С. Дурново к Аграфене Александровне с письмом по делу о разделе между нею и М.П. Алексеевой наследственного имения Авд. А. Демидовой. Когда я приехал в город Подольск, все жители были на улице. Ждали проезда великого князя Михаила Николаевича. Скоро пролетел фельдъегерь, а затем приехал и великий князь. Он вылез из коляски, подошел к стоявшим в строю артиллеристам, поздоровался с ними, поговорил с офицерами и сейчас же уехал. Проехав через утопающий в грязи Зарайск, добрался наконец до Истоминки. Пока Аграфена Александровна рассматривала бумаги, я сидел в девичьей. Аграфена Александровна объявила, что она обдумает и подпишет бумаги на следующий день, и оставила ночевать. В девичьей сидели экономки и две девушки, Аксюша и Катя. Там же лежал журнал "Русский вестник", который читала Катя. Я стал просматривать журнал, а потом читать вслух повесть и читал до двух часов ночи. Кате 18-й год, и она очень красива. Скоро ее будут звать Екатериной Яковлевной, так как она замечена сыном Аграфены Александровны, молодым гвардейским офицером, и ее пошлют к нему в Петербург.
Возвратившись в Москву, прочитал стихотворения Кольцова и сам стал писать стихи. Теперь пишу стихи под заглавием: "Приезд мой в Москву".
В декабре (1857 г.) прислуживал на вечере у Н.А. Усова. Было много гостей, и очень много разговаривали по поводу дворянских губернских комитетов, занимающихся рассмотрением вопроса об устройстве крестьян. В трактире у Триумфальных ворот собравшиеся дворовые разных господ читали напечатанное в газетах предложение нижегородскому дворянству заняться рассмотрением вопроса об устройстве быта крестьян. По этому поводу много разговаривали.
- Это доказательство, что будет скоро воля, - сказал один.
- Ну, этого нельзя сказать. Пока идут одни только рассуждения, - ответил другой.
- Какие рассуждения, - вмешался ивинский повар. - Воля непременно будет, потому что и француз при заключении мира советовал это сделать. А то, говорит, будете вы хуже турок.
- А что это значит, что помещикам будет предоставлена полицейская власть? - спросил кто-то. - Ведь полиция и теперь есть и порет розгами отлично.
- А ты подержи лучше язык за зубами, - посоветовал кондитер.
- Говорят, что воля объявлена будет по всей России в три дня, будут разъезжать герольды и читать манифест. Говорят, что все уже готово и помещики знают, только молчат.
- Говорят, что, кроме воли, дворовым дадут землю и каждому по 100 рублей, - заметил повар. - Я земли не возьму, спрошу чистые деньги. Я первым делом куплю штоф водки, подойду к кабинету барина и при нем выпью стаканчик за здоровье Государя Императора. Барину же пожелаю всего хорошего.
- Как освободят, сам присмиреешь. Такие шли разговоры.
