Это было начало 1942 года, март месяц. Снег стал таять, на улице грязь, распутица. Ночь темная. Мы проснулись где-то в 4 часа ночи от криков, плача, иногда слышались выстрелы. Мы жили тогда недалеко от квартала, куда были согнаны евреи. Было жутко и страшно. Мы вышли на улицу. Там были и другие люди. Никто не понимал, что происходит. Потом стали появляться слухи: в еврейском квартале всех евреев, а остались там только женщины, старики и дети, немцы выгоняют из домов, строят в большую колонну и куда-то погонят. А погнали их, как потом стало известно, за околицу Белынич, где была вырыта огромная яма, и где все они были расстреляны.
В детском саду я дружила с девочкой Инной Б. Отец ее был белорус, а мать – еврейка. У них в семье было 4 девочки. Младшей было около 2-х лет. Моей матери кто-то из знакомых рассказал, как угоняли мать Инны. Когда ее вывели из дома, дети побежали за ней, уцепились за нее и стали кричать и плакать. Солдаты автоматами раскидали детей, а мать погнали к общей колонне. Инна и сестрички остались с отцом.
Потом нам с Инной пришлось жить в одном доме. Дом был большой, имел два входа, с улицы и со двора. Мы занимали комнату с небольшой прихожей, в которой была расположена печка. Топка выходила в прихожую, а стенка печки в комнату, и вход был с улицы. Инна, ее сестрички и отец занимали две комнаты и кухню с печкой. Еще с ними жила няня. Она у них жила и нянчила девочек еще до войны, а после расстрела матери, так и осталась с детьми.
Вскоре после оккупации, за домом, где мы жили, на большом пустыре появился лагерь для наших военнопленных. Это была довольно большая площадка, обнесенная проволочными ограждениями. Внутри находилось строение в виде барака. Сквозь этот проволочный забор можно было видеть, что происходит в лагере. Мы, дети, часто собирались около этого забора и наблюдали за военнопленными.
Утром всех военнопленных выгоняли из барака, строили в колонну, выводили из лагеря, и эта колонна с лопатами на плечах под конвоем солдат-автоматчиков проходила мимо нашего дома. Никто из посторонних не должен был приблизиться к колонне. Но детям солдаты делали снисхождение. Матери нам давали какие-то продукты, и мы, подбежав к колонне, совали их в протянутые руки.
Одеты военнопленные были кто во что. Еще в теплое время года это не так бросалось в глаза, а зимой это была колонна оборванцев. У многих пленных обувь была порвана, и подошва к сапогу или ботинку была привязана веревкой. И эта колона по приказу немцев должна идти с песней. Песня начиналась с немецких слов, которые для нас звучали как «Галли, галье… и т. д» и кончалась припевом:
«Эй вы поля, зеленые поля,
Красна кавалерия садилась на коня!»
